Лукас и Джонни пошли за ней, и Джонни проговорил:
– После смерти Джозефа мы приходили только покормить лошадей. А они разбрелись по всей округе. Мы собирали их несколько недель, и до сих пор кое-кого недосчитываемся.
– Я найду потерявшихся, – заверил Лукас.
Эйслин поднялась на низкое широкое крыльцо и, не представляя, что еще сделать, вошла в дом. В нос ударил запах краски и свежего дерева. Резкий запах, но приятный. Эйслин повернулась вокруг своей оси, разглядывая белые стены, только усиливавшие ощущение большого пространства. Окна были со всех сторон, на потолке виднелись голые балки, а на полу лежала плитка – одинаковая во всех комнатах. В главной комнате был устроен огромный камин. Эйслин представила, как весело будет потрескивать в нем огонь холодными пасмурными вечерами.
Она изумленно глянула на Лукаса, но тот, казалось, был удивлен не меньше ее.
– Когда я уезжал, здесь были только голые стены, – сказал он. – Джонни, кто все это придумал?
– Ну, мы с Элис как-то встретились за чашечкой кофе, – ответил тот, вытирая банданой вспотевший лоб. – И решили, что можем востребовать твои долги. Те, что тебе причитаются за юридические консультации. Только вместо того, чтобы брать деньгами, мы взяли услугами. Уолтер Кинкейд, например, укладывал плитку на полу. А Пит Делеон занимался слесарными работами. – Джонни перечислил должников Лукаса, которые внесли свой вклад в строительство дома.
– Миссис Грейвольф, некоторые приспособления и крепежные детали взяты подержанные, – извиняющимся тоном пояснил он, – но они как следует отмыты и блестят как новенькие.
– Все выглядит изумительно, – ответила Эйслин, оглядывая прекрасный индейский ковер ручной работы, сотканный для Лукаса чьей-то бабушкой. – Огромное вам спасибо за все. И пожалуйста, зовите меня Эйслин.
Джонни с улыбкой кивнул:
– Что касается мебели – мы смогли собрать деньги только на кухонный уголок. А сегодня утром мы подсуетились и нашли вам… хм… кровать. – Его смуглые щеки вспыхнули от смущения.
– У меня есть кое-какая мебель, ее можно перевезти сюда, – быстро пришла ему на помощь Эйслин.
Лукас внимательно посмотрел на нее, но ничего не сказал. И она была ему за это благодарна. Ей не хотелось выяснять отношения перед его друзьями. Их брак не был обычным, но она не хотела рекламировать этот факт.
– Линда – это моя жена – зайдет вечером и принесет вам продуктов.
– Буду с нетерпением ждать встречи.
На улице с грохотом затормозила какая-то машина. Джонни подошел к двери и выглянул:
– Привезли наш заказ – электрику и лампы.
– Я не смогу заплатить за них, – упрямо повторил Лукас, его лицо окаменело.
– Ты получил хороший кредит. – Джонни улыбнулся Эйслин, вышел на крыльцо и спрыгнул на землю, подзывая остальных индейцев.
– Может, покажешь, где здесь спальня? – рискнула спросить Эйслин. – Я тогда положу в ней Тони.
– Да я сам толком не знаю, – раздраженно отозвался Лукас. – Когда я уезжал, здесь был только каркас.
– А где ты жил? – спросила Эйслин, следуя за ним по коридору. – В трейлере?
– Да. Я несколько лет строил этот дом, когда удавалось скопить немного денег.
– Он мне нравится, – сказала она и переступила порог комнаты, явно претендующей на звание самой большой спальни. Из широкого окна открывался вид на горы.
– Ты не обязана так говорить.
– Я серьезно.
– Этот дом – сущие трущобы по сравнению с фешенебельным домом, где ты жила.
– Ничего подобного! Я обставлю его и…
– И забудь об идее перевезти сюда свою мебель, – заявил он, ткнув в нее указательным пальцем.
Эйслин хлопнула по нему:
– Это еще почему? Из-за чертовой гордости, которая не позволяет тебе пользоваться хоть какими-то вещами твоей жены? Индейцы что, не торгуются за своих будущих жен с их отцами?
– Только в фильмах с Джоном Уэйном [14].
– Тогда считай это моим приданым, которое – готов ты признать или нет – всегда было для индейских женщин вопросом гордости.
– Я сам могу обеспечить собственную семью.
– Я в этом и не сомневаюсь, Лукас. Другое мне даже в голову не приходит.
– Я продам часть лошадей и куплю мебель.