– Почему они так называют меня?
– Я предупреждал, что этого следовало ожидать, – ответил Макс. – Ничего не поделаешь, моя малышка, их шокирует очаровательный рыжий оттенок твоих волос.
– Почему они так интересуются мной? – спросила она в замешательстве. – Я никому ничего не сделала!
– Это не имеет значения, – сухо сказал Макс.
Внимание толпы отвлекла начавшаяся приветственная речь губернатора Клейборна. Лизетта откинулась на спинку сиденья, наблюдая за суматохой на улице и испытывая желание выйти наружу.
Там был совсем другой мир: зазывные голоса продавцов, торгующих фруктами и хлебом, лай собак, крики петухов и других домашних птиц. Неожиданно она уловила аромат французских духов, когда мимо прошли хорошенькие леди. Со стороны реки донесся запах рыбы. Лодочники непристойно ругались, произнося такие слова, которых она никогда не слышала. И как всегда, где бы ни собирались вместе креолы и американцы, сразу же начинались споры и драки, заканчивающиеся вызовом на дуэль.
Среди общего шума Клейборн очень старался, чтобы его могли услышать. Лизетта наблюдала за Максом, сидящим напротив и внимательно слушающим речь. Прошло полчаса, а губернатор все еще говорил.
– Велеречивый политикан, – проворчал Макс, раздраженно постукивая пальцами.
Клейборн перечислял многочисленные прошлые заслуги Бэра. Иногда он привлекал ее внимание, затем она снова отвлекалась, наблюдая за происходящим в толпе.
– …И не будем забывать, – говорил Клейборн, – храбрый молодой Аарон Бэр участвовал в войне за независимость американцев. Он спас целую бригаду от разгрома, проявив находчивость и мужество, которые и в дальнейшем характеризовали его деятельность в суде…
Макс фыркнул:
– Никогда не слышал подобной характеристики адвоката.
– Кажется, губернатор Клейборн невероятно восхищается полковником Бэром, – сказала Лизетта.
– На самом деле он его презирает, – усмехнулся Макс.
– Тогда почему же…
– Политики, милая, часто вынуждены почитать своих противников.
– Не понимаю… – проговорила Лизетта и замолчала, услышав глухой рев, начавшийся в толпе и подхваченный всеми присутствующими. Глаза ее расширились. – Что это?
– Должно быть, появился Бэр, – предположил Макс. – Слава Богу, кажется, Клейборн заканчивает. – Он придвинулся к двери и приоткрыл ее. – Я постою снаружи и послушаю.
– Макс, можно мне тоже…
– Оставайся здесь.
Лизетта обиженно сложила руки, наблюдая, как он выходит из кареты. Шум на площади нарастал. Она робко приблизилась к окну и выглянула. Повсюду было очень много людей, карет и лошадей, и она не могла видеть главного. Но она в отдалении услышала новый голос, сильный и убедительный. Перекрывая шум, говорящий приветствовал толпу сначала на французском языке, затем на испанском и английском. Собравшиеся отвечали громкими аплодисментами, одобрительными криками и свистом.
Аплодисменты продолжались и во время вступительного слова, но постепенно стихли, и Лизетта снова услышала голос Аарона Бэра.
– Я много повидал во время своего путешествия на запад, – говорил полковник. – Что-то понравилось мне, что-то нет. На этих территориях сосредоточены большие богатства… есть искреннее желание, силы и воля, которые могут быть использованы местными органами самоуправления. Есть люди, к которым стоит прислушаться, есть нужды, которые должны быть адресованы…
Лизетта еще более высунулась из окна, очарованная этим звонким голосом. Женщины начали бранить своих мужей за то, что они уставились на рыжеволосую девушку, молодые люди прекратили споры и внимательно смотрели на нее, пожилые женщины сплетничали, а старички вслух выражали желание стать лет на десять – двадцать моложе.
Стоя в нескольких шагах от кареты, Макс ощутил растущее волнение и проследил за взглядами стоящих рядом с ним мужчин. Он печально вздохнул, увидев свою жену, наполовину высунувшуюся из кареты и вытянувшую шею, чтобы лучше видеть Аарона Бэра. Почувствовав взгляд мужа, Лизетта виновато посмотрела на него и быстро исчезла в карете, как черепаха в своем панцире.
Подавив смех, Макс подошел к экипажу, открыл дверцу и протянул ей руку.
– Иди сюда, – сказал он, подхватив ее за талию и ставя на землю. – И не жалуйся, если все будут глазеть на тебя.