83 
И тем же вечером она явилась за Янгаром.
Несли рабы яркий паланкин, и северные ветра, любуясь, трогали шелковые покровы, гладили меха, румянили щеки гостьи. Ночь набросила на волосы ее серебряную сеть, звездами горели в ней алмазы.
– Если у тебя есть хоть капля благоразумия, – произнес Кейсо, глядя, как рассыпается по двору охрана кейне и опускаются рабы на колени, – ты не станешь разговаривать с ней.
Белые меха скользили, заметая след кейне Пиркко. И каам добавил:
– Или хотя бы слушать не станешь.
И Янгхаар кивнул: эта женщина была хороша, но…
Но в лесу, в Белой башне, которая сменила имя, его ждала маленькая медведица.
Янгхаар Каапо вышел навстречу гостье, и та одарила его улыбкой.
– Я пришла говорить с тобой, – сказала кейне Пиркко и подала руку. – Пустишь ли меня в свой дом?
– Это не мой дом.
Янгар смотрел в лицо дочери Ину, которая должна была стать его женой.
Красива ли Пиркко?
Безусловно. Невысокая, гладкая, с шеей длинной и белой, прикрытой чешуей золотых ожерелий. Округло лицо. Нежен румянец на щеках. Губы подрисованы алой краской, и черным углем подведены узкие глаза.
– Пустишь ли меня не в твой дом? – Пиркко повторила вопрос.
– Буду счастлив, – солгал Янгар.
Паланкин все же поставили на землю. Раскатали перед кейне мягкие ковры, и раскрылся зонт из шкур над ее головой, чтобы снег не оскорбил ее прикосновением. Медленно она шла, скользила, будто в танце, и синие глаза, глубокие как омут, разглядывали Янгара.
Зачем она здесь?
– Мой дорогой муж очень огорчен тем, что ты отказался служить ему, – сказала Пиркко, сбрасывая серебро шубы. И рабы поспешили подхватить меха. – Он не знает покоя, думает, чем оскорбил тебя.
Легкая улыбка скользнула по губам, и задрожали перья белой цапли, украшавшие высокую ее прическу. Приняла Пиркко приглашение, прошла к столу и, опустившись на подушки, взяла золотую чашу с горячим чаем. На ладонь поставила и несколько секунд любовалась узором. Чеканные ласточки парили над рисованным морем.
– Мне нравятся красивые вещи. – Пиркко смотрела поверх чаши, и во взгляде ее Янгару чудилось ожидание. Это женщина чего-то хотела, но чего?
– Тогда прими эту в дар.
– Приму. – Она вдохнула аромат чая. – Говорят, что твой дом был полон чудесных вещей, и мне жаль, что гордость моего отца не позволила мне их увидеть.
Пиркко склонила голову, и тонкие цепочки, скреплявшие копну черных волос, слабо зазвенели.
– И мне жаль…
Ярость колыхнулась в груди и улеглась прирученным зверем.
– Ты был бы хорошим мужем. Лучшим, чем Вилхо. – Тень скользнула по лицу Пиркко, слеза повисла на черной реснице. – Он кёниг, но… он не мужчина.
Розовые ноготки царапнули лакированную поверхность столика.
– Мой отец желал славы, а платить за его желания пришлось всем нам. И теперь трое моих братьев мертвы, а сама я… – Горестный вздох вырвался из груди Пиркко. – Сама я обречена стать женой живого мертвеца.
Дрогнули ресницы, коснулись белой кожи, затрепетали…
Она умела играть, кейне Пиркко. И Янгхаар залюбовался ее игрой.
– И чего же моя кейне хочет от меня?
Женщина-дурман.
Женщина-яд.
От такой и вправду стоит держаться подальше.
– Я хочу помощи. – Рука ее вдруг оказалась рядом – не так велик был столик, отделявший Янгара от кейне. И пальцы, унизанные золотыми кольцами, коснулись ладони Янгара. – Скажи, разве достоин он того, чтобы сидеть на золотом троне?
– Не мне решать.
– Не тебе, но все знают, что держится Вилхо на острие твоего клинка…
Она замолчала, глядя снизу вверх. И тишина длилась долго, а ожидание в глазах вдруг сменилось гневом.
– Нет, – ответил Янгар на не заданный вслух вопрос.
– Подумай. Он слаб. И никчемен. Он умирает, но, умирая, утянет тебя за собой. – Она заговорила жестко, но и сейчас голос ее был нежен. – Кёниг не даст тебе той свободы, которой ты желаешь. Он уже думает, что ты измену задумал.
Пиркко поднялась и обошла стол. Ее движения стали медленными, тягучими. И, оказавшись рядом с Янгаром, кейне наклонилась. Терпкий запах ее тела и розового дорогого масла был навязчив. Теплые ладони коснулись щек Янгара, заставили поднять голову.
– Я стану твоей. – Пиркко смотрела в глаза. И губы ее скользили по губам, оставляя на них горький привкус трав. – Ты ведь хотел этого?
83 
