— Гарри уже объяснил мне, о чем вы тут беседовали, — с готовностью начал Драко. — Я тоже не помню, как очутился наверху. Я, было, думал, что дело во мне, — очевидно, это не так.
— А вы с Гарри об этом не говорили?
— Сложновато беседовать о том, чего ты не помнишь, — любезно заметил Драко.
— Вы-то сами как думаете, что могло произойти?
Скрестив ноги, Драко облокотился о колени.
— Думаю, отец применил к нам Заклятье Памяти, — спокойно предположил Драко. — Видимо, было что-то такое, что мы не должны были вспоминать. Он всегда практиковал эти заклятья, да еще и сам создал несколько — из тех, которые нельзя ни обнаружить, ни снять. Я так полагаю, нам об этом не узнать, но…
— Ты думаешь, тут есть какая-то связь с Роном? — перебил его Гарри.
— Я? — Драко поколебался. — Думаю, еще как. в том смысле — ведь его тогда все видели в последний раз?
Оцепенев от напряжения, Гарри стиснул руки вокруг колен.
— Ненавижу твоего отца, — пробормотал он, уставясь на носки своих ботинок. — Я ненавижу твоего ублюдочного, долбаного отца.
Драко вздрогнул и покосился на Гарри — в его на миг распахнувшихся глазах Сириус увидел такую беззаветную и решительную преданность, что застарелые воспоминания вернулись и встали у него перед глазами. Гарри повернулся к Драко — и лицо у того снова стало совершенно непроницаемым, словно защитные барьеры встали на свои места.
— Прости, — произнес Драко.
— Ты не виноват, — ответил Гарри без особых эмоций, ровным, мертвым голосом. — Я просто чувствую себя дураком.
— Вы же не могли об этом знать.
— Я должен был догадаться, — отрезал Гарри. — Я просто не захотел об этом думать. Когда мы вернулись сюда, когда я поднялся к себе в спальню… Я нашел что-то на своей кровати — что-то, похожее на подарок. Пошарив в кармане джинсов, он продемонстрировал лежащее на ладони нечто, напоминающее сломанную игрушку. Присмотревшись, Сириус оторопело опознал в этом шахматную фигурку. Коня, сделанного из зеленого камня и расколотого пополам. — Я подумал… — голос Гарри дрогнул. — Я подумал, что фигурка — от отца Драко. Я подумал, это что-то вроде намека на то, что я свой ход сделал, теперь его очередь. И он, таким образом, демонстрирует мне, что он совершил. Только вот теперь я думаю, что ни ко мне, ни к Драко это не имеет никакого отношения…
Глаза Драко метнулись от фигурки к Гарри:
— Ты не сказал мне…
— Нет, — кивнул Гарри. — Прости. Я подумал, что это неважно… Она принадлежала твоему отцу?
Драко, нахмурившись, взглянул на фигурку.
— Выглядит как-то знакомо, однако я не помню, где я видел ее раньше.
Гарри умоляюще взглянул на крестного:
— Сириус…
Сириус вздохнул:
— Дайте-ка мне ее… — он потянулся из камина за фигуркой, сделанной из дорогого, гладкого и тяжелого мрамора. Она была разрезана напополам — ровно, словно ножом. — Похоже на скрытую насмешку… Ее мог послать Люциус, или один из Пожирателей Смерти, или…
— Или сам Вольдеморт, — монотонным, но решительным голосом произнес Драко. — Но в этом не никакого смысла…
— Точно, — согласился Гарри. Его голос дрожал от страха и чего-то еще, в глазах загорелся странный темный огонь. — Нет, в этом нет смысла… После всего, что произошло… зачем бы понадобился Рон Пожирателям Смерти?
* * *
Уже наступил день, а Рон все бродил и бродил по замку. До него начало доходить, почему Червехвост и Рисенн посмеялись над ним, когда он сказал, что хочет пойти прогуляться. Чего было у замка не отнять — так это красоты: колонны в виде серебряных змей с топазовыми глазами и мечами в пастях. Стеллажи из бронзы и агата. Тяжелые портьеры с нефритовыми застежками. Витражи на окнах — красные, синие, золотистые — за которыми вздымались поросшие бурьяном и покрытые сухостоем горы. Вдалеке вилась серебристая речка, тонкая, как одна из улыбок Люциуса, а сверху все это было накрыто синим куполом неба. И все же кое-чего в этом замке, набитом драгоценностями, явно не хватало: не было людей, а также открывающихся и ведущих наружу окон и дверей.
— И снова здравствуйте, — устало произнес Рон, возвращаясь в комнату с шахматной доской и клеткой. Осмотревшись, он увидел, что Червехвост уже ушел, хотя Рисенн по-прежнему тихо восседала в своей сверкающей тюрьме.