739 
Рисенн подняла на него глаза:
— Тебе принесли поесть, — она безразлично махнула рукой в сторону стоящего на одном из столов подноса. Рон кинулся к нему едва ли не бегом и с жадностью набросился на самую простую еду — хлеб, сыр, немного шоколада. Ему было все равно: он проголодался.
— Кстати, я понял, почему вы надо мной смеялись, — сказал он с набитым ртом в перерывах между глотками. — Здесь нет дверей, выходящих на улицу, да?
— Здесь вообще нет дверей, — скучающе наматывая прядку черных волос на палец, сообщила Рисенн. — Единственный выход из замка — аппарирование.
— И что — ты не можешь?.. — фыркнул Рон.
Между бровей Рисенн появилась тонкая складочка.
— Я могу уйти отсюда. Однако тогда получится, что я без разрешения покинула Люциуса — а этого я делать не могу. Я обязана ему.
— Тогда зачем эта клетка?
— Она не дает мне в полную силу использовать мои возможности, — с легким отвращением пояснила Рисенн. — Подозреваю, что Люциус меня просто боится. Золото — самый нелюбимый демонами металл: он напоминает презренное солнце. И влияет на наши способности.
Рон не расслышал последнюю фразу, его голова шла кругом.
— Так ты демон? — она просто улыбнулась ему в ответ. — Я раньше видел демонов, они были совсем не похожи на тебя.
— Я демон только наполовину, вторая половина смертна. Моя мать была демоном, а отцом был Малфой.
— Ясно, — Рон потянулся к ближайшей шахматной фигурке — ладье.
— Значит, ты демон на все сто, малфоевская часть — тоже не сахар.
Она нахмурилась:
— Видимо, ты не понял, что я оказала тебе честь, поведав о своей природе. Я раньше никому об этом не рассказывала.
— А почему мне? И почему сейчас?
— Потому что здесь нет никого, кому бы ты мог передать мои слова, — просто ответила она. — И ты не сможешь никому ничего рассказать, поскольку никогда не вернешься, для тебя нет пути назад — как нет его для человека, попавшего в Ад.
— Это неправда, — Рон стиснул фигурку так, что ему стало больно. — Я сбегу отсюда.
— Отсюда не сбежишь.
— Значит, придет Гарри и найдёт меня.
Рисенн приподняла брови и взглянула на него; он увидел, какими серыми были ее глаза — такими же, как и в первый день, когда она спустилась по ступенькам с Чарли. Теперь, когда она сообщила, что тоже из семьи Малфоев, он осознал это — её глаза и вправду были похожи на глаза Драко. Только у того они были цвета серебра в лунную ночь. Ее же серебристые глаза лихорадочно горели, в зрачках полыхало пламя.
— После всего, что ты сделал, он за тобой не пойдет.
— Ты не знаешь Гарри, — возразил Рон.
— Да ну? — с любопытством и весельем усомнилась она. — Ты ведь думаешь, что он придет за тобой, потому что он любит тебя. Да, он неосторожно и, подчас, незаслуженно дарил свою любовь. Я демон — возможно, ты думаешь, что я ничего не понимаю, — однако, я не вижу, чтобы ваша с ним обоюдная любовь дала тебе что-то, кроме того, что ты очутился здесь, встав на этот путь. Я живу уже шесть столетий, и насмотрелась на результаты любви. Боль и ужас, отчаяние и пожар. Судьба равнодушна, правосудие слепо, и только любовь просто ненавидит человечество и прекрасно знает лучший способ заставить его страдать от своих тошнотворных поцелуев.
Рон не смотрел на нее, вместо этого он уставился на доску с этими чередующимися черно-белыми квадратиками. Когда он заговорил, голос его был ровен:
— Гарри придет за мной, даже если ему придется пойти сквозь пламя. Я знаю — он придет.
— Я смотрю, ты в него веришь, — полувопросительно заметила Рисенн.
— Любовь — это вера.
На миг она испугалась:
— Где ты это услышал?
Поколебавшись и поняв, что смысла лгать все равно нет, он ответил:
— В видении. Я увидел это у себя в голове.
— Ты имеешь в виду — прошлой ночью? — с любопытством поинтересовалась Рисенн, теперь она утратила свой древний и злобный вид и превратилась в простую любопытную девчонку, во что Рону верилось ещё меньше.
— Нет, — ответил он. — Прошлая ночью вовсе не была первой, когда мне удавалось что-то увидеть. Я знаю, что я Прорицатель. Уже давно. Я знаю, что могу видеть недоступное другим людям, могу предугадывать грядущее. Подозреваю, что именно поэтому я всегда выигрывал в шахматы у Гарри, — я знал, как он поступит еще до того, как он именно так и поступал. Но — Бог мой — я не могу этим управлять. Я никогда не умел этого делать, и все, что обычно я вижу, — сущий кошмар. И я чувствую себя дураком, не в силах отделить истинные вещи от ложных.
739 
