— Для девушки же лучше будет просто полежать.
Наклонившись, он прощупал пульс.
— Жить будет.
Рваная рана на голове сильно кровила, заливая щеку, шею и плечи девушки. Френсис, взяв со стола полотенце, прижал.
— К слову, почему ты не стал нападать? Испугался?
— Нет. И да. За нее — да. За Эмили — да. За себя — нет.
Надо же какая самоотверженность. Вопрос, надолго ли ее хватит. И Дайтон, указав пистолетом на тело, попросил:
— Положи ее… куда-нибудь положи, чтобы не мешала.
Дориан поднял тело осторожно. Несмотря на кажущуюся щуплость, он был довольно силен. Неприятно. Почти также неприятно, как и его спокойствие, какового не должно было быть.
Френсис смотрел на то, как Дарроу устраивает подружку на скамье, нежно стирает кровь с виска и руки складывает на груди. А после становится между девицей и револьвером.
Жаль, что он не сволочь. Было бы легче. А хронометр в руке щелкал, отсчитывая секунды чужой жизни.
Почему-то все было не так, как должно бы.
— Итак, Дориан, у нас есть минута-две, чтобы обговорить условия нашей сделки.
— Девушки должны остаться в живых.
Сглотнул и вцепился в пуговицу как в спасательный трос.
— Идет, — ответил Френсис, вглядываясь в лицо того, кого старательно ненавидел. Пожалуй, слишком уж старательно, чтобы оно было правдой.
Дориан, видимо, не ждавший согласия, растерялся. А на хронометре стрелка подобралась к заветной цифре. Уже скоро… совсем скоро.
Эхо взрыва донеслось ударом ладоней о стекло. Ноготки скользнули в тщетной попытке вцепиться в гладкую стену. Голова запрокинулась, губы раскрылись и вспухший язык выдавил трубку из горла. Нить пузырей устремилась к крышке.
— Господи! — Дориан, забыв обо всем, метнулся к капсуле, прижался, пытаясь сдвинуть с места.
Это он зря. Френсис в свое время позаботился о том, чтобы прочно закрепить оборудование.
Девочка достигла дна, сложилась вдвое и, оттолкнувшись в судорожном порыве, поплыла вслед за пузырьками. Прощай, Суок-золотая рыбка. И прости за ложь: ты так и не добралась до бала.
— Да помогите же! — отчаявшись опрокинуть капсулу, Дориан ударил по ней кулаками, затем ногами, но толстое стекло держало удары, лишь желтый мед раствора дрожал.
— Успокойся, — приказал Френсис, но впервые его приказ был проигнорирован. Безумец-Хоцвальд метнулся к столу, схватил молоточек и принялся лупить им капсулу.
Хрустальный звон заполнил помещение.
— Успокойся, Дориан, она уже мертва.
Матрица еще дергалась, но вот из ушей, рта и прочих телесных отверстий хлынула кровь. Точно чая в молоко плеснули. И бурый цвет скрыл очертания фигурки.
— Помогите! Пожалуйста!
Он так ничего и не понял.
Френсис подошел и, одним ударом выбив молоток из рук, отвесил пощечину.
— Успокойся, дурак. Она очнулась уже мертвой. И даже если бы ты вытащил ее, ничего не изменилось бы. Резкое отключение сжигает мозг.
— Зачем? — Дориан прислонился спиной к капсуле и закрыл лицо руками. Вечно они прячутся от мира, но на сей раз не выйдет: мир будет настойчив в своем желании побеседовать с князем.
— Я хочу все изменить. Для этого я должен подняться очень высоко. И ты мне поможешь. Ты ведь не хочешь, чтобы твоя сестра умерла? И уж точно не хочешь, чтобы она умерла вот так?
Кивок.
Маленькая Суок опустилась на дно и выглядела очень мирно. Пожалуй, поза ее — колени прижаты к груди, руки сложены — растрогает тех, кто будет обыскивать это место.
— Мне нужна твоя жизнь, а не ее.
Еще один кивок. И ломкое:
— Мне написать признание? Давай бумагу. Перо. Диктуй. Я готов.
Смешной маленький мальчик, который мечтает подняться в воздух и не желает видеть того, что по земле ходить куда сложнее, чем по облакам.
— Слишком прямолинейно. — Френсис вернулся к столу с инструментами. Скальпель? Ланцет? Троакар? Пожалуй, последнее. — Отсутствие прямых улик скажет о твоем уме. Совокупность косвенных — о виновности.
— Ты… ты сам кукла.
Беспомощно. И простительно.
Присев рядом с Минди и убедившись, что она все еще пребывает в глубоком обмороке, Френсис перетянул руку жгутом.
— Что ты делаешь? — Дориан поднялся и кулаки сжал. Никак воевать собрался. Вот это — совершенно лишнее.
— Всего-навсего беру толику крови.