– Оба вы уж очень молоды, – заметил чиновник.
– Мы все уже решили, – ответил Малыш, – вам незачем рассуждать об этом. Мы все уже решили.
Чиновник бросил на него откровенно неприязненный взгляд, сказал язвительно:
– Повторяйте за мной, – а затем затараторил: – Торжественно заявляю, что нет никаких известных мне законных препятствий… – так стремительно, что Малыш не мог за ним поспеть. Чиновник сказал резко: – Это же очень просто. Вам нужно только повторять за мной.
– Давайте медленней, – попросил Малыш. У него была потребность остановить гонку, прекратить ее, но она продолжалась, – все произошло мгновенно, оказалось делом нескольких секунд, он повторял уже вторую формулу: «Моя законная жена…» Малыш старался говорить небрежно, отводя взгляд от Роз, но стыд словно отягощал его слова.
– Колец нет? – резко спросил чиновник.
– Нам не нужны кольца, – ответил Малыш, – это ведь не церковь. – Он почувствовал, что из его памяти никогда не изгладится холодная зеленая комната и тусклый взгляд этого человека. И услышал как Роз повторяла, стоя рядом с ним:
– Призываю этих людей, присутствующих здесь, быть свидетелями… – при слове «муж» он быстро взглянул на нее. Будь на ее лице хоть тень самодовольства, он бы ее ударил. Но оно выражало только удивление, как будто она читала книгу и слишком быстро дошла до последней страницы.
– Распишитесь здесь. Платите семь с половиной шиллингов. – С отсутствующим видом государственного чиновника при исполнении обязанностей он ждал, пока Друитт рылся в карманах.
– Эти люди, – повторил Малыш и отрывисто засмеялся, – это вы, Друитт, и ты, Дэллоу. – Он взял ручку – казенное перо заскрипело по странице, царапая бумагу; ему пришло в голову, что в былые времена такие соглашения скреплялись кровью. Он отступил назад и стал следить за тем, как неуклюже подписывается Роз – под его временной безопасностью, купленной ценою вечных мук для них обоих. Он нисколько не сомневался в том, что совершает смертный грех, и его охватило злорадное веселье и гордость. Он видел себя теперь вполне зрелым человеком, по которому рыдают ангелы.
– Эй вы, эти люди, – повторил он, не обращая никакого внимания на чиновника, – пойдем выпьем.
– Вот это да, – удивился Друитт, – какой сюрприз!
– Ну, Дэллоу может вам рассказать, как я пристрастился к выпивке за эти дни, – ответил Малыш. Он в упор посмотрел на Роз. – Я теперь все постиг, – добавил он. Взяв девушку за локоть, он повел ее через облицованный плитками коридор на огромную лестницу; швабра исчезла, и кто-то подобрал цветок. Следующая пара поднялась, как только они вышли, – дела на брачном рынке шли хорошо.
– Вот свадьба так свадьба, – сказал Малыш. – И никуда не денешься! Теперь мы… – Он хотел сказать «муж и жена», но сознание его уклонилось от этого определения. – Нам нужно отпраздновать, – продолжал он, но в мозгу его, как придирки старого родственника, от которого всегда можно ожидать бестактности, звучали слова «что отпраздновать?», и тут же он вспомнил о девице, разлегшейся в «ланчии», и о приближающейся долгой ночи.
Они зашли в кабачок за углом. Время близилось к перерыву, и он поставил им по пинте горького пива, а Роз взяла себе рюмку портвейна. Она молчала с той самой минуты, когда чиновник заставил повторить ее за собой слова клятвы. Друитт бросил быстрый взгляд вокруг и пристроил Около себя свой портфель. В темных полосатых брюках он выглядел бы вполне прилично и на настоящей свадьбе.
– За здоровье новобрачной – произнес он с шутливостью, которая тотчас же испарилась, как будто он хотел вызвать судью на ответную шутку, но встретил отпор – его морщинистое лицо моментально настроилось на серьезный лад. Он почтительно сказал: – За ваше счастье, дорогая моя.
Роз не ответила. Она рассматривала свое лицо в зеркале с надписью «Крепкое пиво – высший сорт». В этой странной оправе, на фоне пивных кружек лицо ее выглядело необычно. Казалось, на него легла огромная тяжесть ответственности.
– О чем задумались? – спросил ее Дэллоу. Малыш поднес к губам стакан с пивом и снова отпил – тошнота подступила у него к горлу… Что здесь другим так нравится? Он угрюмо наблюдал, как Роз время от времени бросала безмолвные взгляды на своих спутников, и опять почувствовал, что между ними существует какая-то тесная связь. Он-то знал ее мысли – те же мысли лихорадочно проносились и в его голове. С торжествующей злобой Малыш заговорил: