31 
Прежде чем отойти ко сну, отец Кихот решил немного почитать, потому что все никак не мог отделаться от воспоминаний о своем сне. Он по обыкновению раскрыл наугад святого Франциска Сальского. Еще до рождения Иисуса Христа люди прибегали к sortes Virgilianae [определение судьбы по Вергилию (лат.)] как к своеобразному гороскопу, отец же Кихот больше доверял святому Франциску, чем Вергилию, этому несколько вторичному поэту. То, что он обнаружил в «Любви к Господу», несколько удивило его, но в то же время и приободрило. «Размышления и решения полезно прерывать беседами, обращаясь то к господу нашему, то к ангелам, то к святым, то к себе самому, к своей душе, а то к грешникам и даже к неодушевленным созданиям…» Отец Кихот, подумав о «Росинанте», сказал:
– Прости меня. Слишком я тебя загнал, – и погрузился в глубокий, без сновидений, сон.
ГЛАВА VI
О том, как монсеньор Кихот и Санчо посетили еще одно святое место
– Я рад, – сказал мэр, когда они выехали на дорогу, ведущую к Саламанке, – что вы наконец согласились надеть свой слюнявчик – как вы его называете?
– Pechera.
– Я боялся, как бы нам не оказаться в тюрьме, проведи эти жандармы проверку в Авиле.
– Почему? За что?
– Причина не имеет значения, важен сам факт. Во время гражданской войны мне пришлось познакомиться с тюрьмами. Так вот в тюрьме, знаете ли, всегда живешь в напряжении. Друзья отправлялись туда – и больше уже не возвращались.
– Но теперь-то… теперь же нет войны. Стало куда лучше.
– Да. Пожалуй. Правда, в Испании почему-то лучшие люди всегда хоть немного сидели в тюрьме. Возможно, мы никогда бы и не услышали о вашем великом предке, если бы Сервантес не оказался там, причем не однажды. Тюрьма дает человеку больше возможности думать, чем даже монастырь, где беднягам приходится вставать в самые непотребные часы на молитву. А в тюрьме меня никогда не будили раньше шести и вечером свет выключали обычно в девять. Конечно, допросы – штука довольно мучительная, но их вели в разумное время. Случая не было, чтобы в часы сиесты. Важно помнить, монсеньор, что, в противоположность настоятелю, следователь хочет спать в привычные часы.
В Аревало на стенах еще висели клочья афиш бродячего цирка. На них мужчина в трико демонстрировал непомерно могучие бицепсы и ляжки. Звали его Тигр или Великий борец Пиренеев.
– Как мало меняется Испания, – произнес мэр. – Во Франции вам никогда не покажется, что вы вдруг очутились в мире Расина или Мольера, а в Лондоне – что вы недалеко ушли от времен Шекспира. Только в Испании и в России время словно остановилось. Вот увидите, отче, у нас по дороге тоже будут приключения – в духе вашего предка. Мы уже сразились с ветряными мельницами и опоздали всего на неделю-другую встретиться с Тигром. Брось вы ему вызов, он наверняка оказался бы таким же ручным, как лев, с которым хотел схватиться ваш предок.
– Но я же не Дон Кихот, Санчо. Я бы побоялся бросать вызов человеку таких размеров.
– Вы недооцениваете себя, отче. Ваша вера – это ваше копье. Если бы Тигр посмел сказать что-то непочтительное о вашей возлюбленной Дульсинее…
– Но вы же знаете, у меня нет Дульсинеи, Санчо.
– Я имел в виду, конечно, сеньориту Мартен.
Они проехали мимо другой афиши, на которой была изображена татуированная женщина, почти такая же огромная, как Тигр.
– В Испании всегда обожали уродов, – сказал Санчо и хохотнул, издав свой странный лающий смешок. – Вот что бы вы стали делать, отче, если бы при вас родился урод о двух головах?
– Я бы окрестил его, конечно. Что за нелепый вопрос!
– А ведь вы были бы не правы, монсеньор. Вспомните, я же читал отца Герберта Йоне. А он учит, что если ты сомневаешься, сколько перед тобой уродов – один или два, то надо принять золотую середину и одну голову безоговорочно окрестить, а другую – с оговоркой.
– Право же, Санчо, я не могу отвечать за отца Йоне. Вы, похоже, читали его куда внимательнее, чем я.
– А в случае трудных родов, отче, если сначала появляется не головка, а другая часть младенца, вы должны окрестить эту часть, так что если появляется сначала та часть, на которую натягивают брюки…
– Обещаю вам, Санчо, сегодня же вечером возьмусь за изучение Маркса и Ленина, если вы оставите отца Йоне в покое.
– Тогда начните с Маркса и «Коммунистического манифеста». «Манифест» – он совсем коротенький, да и Маркс лучше пишет, чем Ленин.
Они переехали через реку Тормес и вскоре после полудня вступили в древний серый город Саламанку. Отец Кихот все еще понятия не имел о цели их паломничества, но он был счастлив в своем неведении. Саламанка – университетский город, где он юношей мечтал учиться. Здесь он сможет посетить ту самую аудиторию, где великий Хуан де ла Крус слушал лекции монаха-теолога Луиса де Леон, а Луис вполне мог знать предка отца Кихота, если тот в своих странствиях добирался до Саламанки. Оглядев высокие чугунные ворота, ведущие в университет, на которых изображен папа в окружении своих кардиналов, а в медальонах – головы всех католических королей, среди которых даже Венере и Геркулесу нашлось место, не говоря уже о крошечной лягушке, – отец Кихот пробормотал молитву. Лягушку ему показали двое детишек, которые тут же потребовали за это вознаграждение.
31 
