– В вашей компании, если я не буду осторожен, боюсь, я могу превратиться в попа-пропойцу – я слышал, так говорят.
– Вслед за моим предком Санчо могу сказать, что я никогда в жизни не был запойным пьяницей. Я пью, когда мне на душу придет или когда хочу выпить за здоровье друга. За вас, монсеньор! Кстати, а что говорит отец Йоне по поводу выпивки?
– Интоксикация, приводящая к полной потере разума, является смертным грехом, если к тому нет достаточных оснований, а спаивать других – такой же грех, если тому нет достаточных оправданий.
– Любопытно он это квалифицирует, верно?
– Как ни странно, согласно отцу Йоне, если кто-то – как в данном случае вы – спаивает другого на пиршестве, это более простительный грех.
– Я полагаю, мы можем считать это пиршеством?
– Я вовсе не уверен, что, когда двое сидят за столом, это можно назвать пиршеством, и сомневаюсь, подходит ли для такого определения наша изрядно засохшая колбаса. – Отец Кихот несколько нервозно рассмеялся (пожалуй, юмор был тут не вполне уместен) и перебрал лежавшие у него в кармане четки. – Вы можете смеяться над отцом Йоне, – продолжал он, – и я, да простит меня господь, смеялся над ним вместе с вами. Но теология морали, Санчо, – это ведь не Церковь. И труда отца Йоне вы не найдете среди моих старых рыцарских книг. Его книга – всего лишь военный устав. А святой Франциск Сальский написал книгу в восемьсот страниц под названием «Любовь к Господу». В правилах отца Йоне вы не встретите слова «любовь», а в книге святого Франциска Сальского, по-моему, – возможно, я не прав, – вы не найдете выражения «смертный грех». Он был епископом и правителем Женевским. Интересно, поладили бы они с Кальвином? Мне кажется, Кальвину легче было бы с Лениным… или даже со Сталиным… Или с жандармами, – добавил он, глядя на возвращающийся джип – если это был тот же самый. Его предок наверняка вышел бы на дорогу и бросил джипу вызов. Отец Кихот почувствовал свою несостоятельность, у него даже возникло чувство вины. А джип, поравнявшись с их машиной, притормозил. И отец Кихот и Санчо с облегчением вздохнули, когда, проехав мимо, он исчез из виду; какое-то время они молча лежали среди остатков своей трапезы. Потом отец Кихот сказал:
– Мы же ничего плохого не сделали, Санчо.
– Они судят по внешнему виду.
– Но мы же выглядим невинными, как агнцы, – заметил отец Кихот и процитировал своего любимого святого: – «Ничто так не способно утихомирить разъярившегося слона, как вид агнца; ничто так не способно ослабить силу полета пушечного ядра, как шерсть».
– Тот, кто это написал, – сказал мэр, – показал свое невежество в естествознании и в законах динамики.
– Наверное, это от вина, но мне что-то ужасно жарко.
– А я что-то не замечаю жары. По-моему, температура очень приятная. Но на мне нет, конечно, такого дурацкого воротничка.
– Это всего лишь полоска целлулоида. И право же, в нем не так уж жарко, особенно если сравнить с тем, что надето на этих жандармах. Попробуйте надеть воротничок – сами увидите.
– Так уж и быть – попробую. Давайте его сюда. Помнится, Санчо ведь стал правителем острова, ну а я, с вашей помощью, стану правителем душ. Как отец Йоне. – Мэр надел воротничок. – Нет, вы правы. В нем вовсе не жарко. Тесновато немного – только и всего. Он мне натрет шею. Забавно, отче, но без воротничка я никогда не принял бы вас за священника и уж во всяком случае за монсеньора.
– После того как домоправительница отобрала у Дон Кихота копье и заставила его снять доспехи, вы никогда не приняли бы его за странствующего рыцаря. А всего лишь за сумасшедшего старика. Давайте сюда мой воротничок, Санчо.
– Позвольте мне еще немного побыть правителем. Может, в таком воротничке я даже услышу одну-две исповеди.
Отец Кихот протянул было руку, чтобы забрать воротничок, как вдруг услышал властный голос:
– Ваши документы.
Перед ними был жандарм. Он, очевидно, оставил джип за поворотом дороги и пешком подошел к ним. Это был крупный мужчина, весь потный – то ли от усталости, то ли от страха, так как пальцы его выбивали дробь на кобуре. Возможно, он боялся, что перед ним – баскский террорист.
– Мой бумажник в машине, – сказал отец Кихот.
– Сходим за ним вместе. А ваши документы, отче? – обратился он к Санчо.
Санчо полез в нагрудный карман за удостоверением личности.
– Что это у вас за тяжесть в кармане?
Рука жандарма не покидала рукоятки револьвера, пока Санчо вытаскивал из кармана маленькую зеленую книжечку, на которой значилось: «Теология морали».