Они медленно шли к алтарю мимо вытянувшихся в ряд часовен. Никто в этой богато украшенной пещере не считал нужным понижать голос, и, однако же, голоса звучали как шепот в этой беспредельности. Трудно было поверить, что вы идете в недрах горы.
– Насколько я понимаю, – сказал отец Кихот, – эта пещера была создана как символ примирения, часовня для поминовения всех павших с обеих сторон.
По одну руку от алтаря находилась могила Франко, по другую – Хосе-Антонио де Риверы, основателя фаланги.
– Вы не найдете здесь даже таблички с именем павшего республиканца, – сказал мэр.
Молча проделали они долгий путь назад и, прежде чем выйти, в последний раз обернулись.
– Почти как холл в отеле «Палас», – заметил мэр, – но, конечно, грандиознее, да и посетителей меньше. И отелю «Палас» не по карману такие гобелены. А там в конце – бар с коктейлями; того и гляди появится бармен и приготовит напиток – фирменный коктейль из красного вина, который подают с вафлями. Вы молчите, монсеньор. А ведь это не могло не произвести на вас впечатления. Или что-то не так?
– Я молился – только и всего, – сказал отец Кихот.
– За генералиссимуса, похороненного среди этого великолепия?
– Да. А также за вас и за меня. – И добавил: – И за мою Церковь.
Когда они сели в машину, отец Кихот перекрестился. Он и сам не был уверен, почему: чтобы защититься от опасностей, подстерегающих на дороге, или от поспешных выводов, или это было просто нервной реакцией.
Мэр сказал:
– У меня такое впечатление, что за нами следят. – И, перегнувшись к отцу Кихоту, заглянул в зеркальце заднего вида. – Все обгоняют нас, кроме одной машины.
– А с какой стати кто-то будет за нами следить?
– Кто его знает? Я ведь просил вас надеть пурпурный слюнявчик.
– Но я же надел носки.
– Этого недостаточно.
– Куда мы теперь направляемся?
– При такой скорости нам ни за что не добраться к вечеру до Саламанки. Так что придется остановиться в Авиле. – И, продолжая наблюдать в зеркальце заднего вида, мэр добавил: – Наконец-то он нас обгоняет.
Мимо на большой скорости промчалась машина.
– Вот видите, Санчо, мы вовсе их не интересовали.
– Это был джип. Джип жандармерии.
– Так или иначе, не мы были у них на уме.
– И все равно, я б хотел, чтобы вы сидели в своем слюнявчике, – сказал мэр. – Носков-то ваших они ведь не видят.
Они устроили обед на обочине и, усевшись на пожухлой траве, доели остатки колбасы. Она немного подсохла, а ламанчское вино почему-то в значительной мере утратило свой аромат.
– Кстати, – сказал мэр, – колбаса напомнила мне, что в Авиле, если захотите, вы сможете увидеть безымянный палец святой Терезы, а в Альба-де-Тормесе, близ Саламанки, я покажу вам всю ее руку. Во всяком случае, по-моему, ее уже вернули в тамошний монастырь, а то она какое-то время находилась у генералиссимуса. Говорят, он держал ее – со всем, конечно, благоговением – у себя на столе. А в Авиле сохранилась исповедальня, где она беседовала с Хуаном де ла Крус. Большой был поэт, так что не будем спорить по поводу его святости. Когда я был в Саламанке, я часто ездил в Авилу. Знаете, я даже с некоторым благоговением относился к этому пальцу святой Терезы, хотя привлекала меня главным образом одна красотка – дочка авильского аптекаря.
– А почему вы бросили там учиться, Санчо? Вы никогда мне об этом не рассказывали.
– Я думаю, длинные золотые волосы той красотки были, наверное, главной тому причиной. Очень это было счастливое для меня время. Понимаете, она ведь была дочкой аптекаря, – а он был тайным членом компартии, – и потому могла втихую снабжать нас противозачаточными средствами. Мне не надо было прибегать к coitus interruptus. Но знаете, странная все-таки штука человеческая натура: я потом отправлялся к безымянному пальцу святой Терезы и каялся. – Он мрачно уставился в свой стакан с вином. – О, я смеюсь над вашими предрассудками, отче, но в те дни я разделял некоторые из них. Может, поэтому я так и ищу сейчас вашей компании – я как бы снова переживаю свою юность, юность, когда я почти исповедовал вашу религию, когда все было так сложно и противоречиво… и интересно.
– А мне сложным ничто никогда не казалось. Я всегда находил ответ в тех книгах, которые вы так презираете.
– Даже у отца Йоне.
– О, я никогда не был силен в теологии морали.
– Одной из сложностей, возникших передо мной, было то, что отец девушки, аптекарь, умер и мы не могли больше доставать противозачаточные средства. Сегодня это было бы совсем просто, но в те дни… Выпейте еще стаканчик, отче.