– Что это? – спросил мэр.
– По-моему, письмо от епископа. Я слишком хорошо знаю его почерк.
– Вы не намерены его читать?
– Скверные вести могут и подождать, пока мы не разопьем бутылочки ламанчского.
Он прошел на кухню попрощаться с Тересой.
– Право не знаю, как ты все объяснишь отцу Эррере.
– Это не мне, а ему придется объяснять. С какой это стати он запер вас в вашей собственной комнате в вашем собственном доме, да еще отобрал у вас вашу собственную одежду.
Отец Кихот поцеловал Тересу в лоб, на что за все годы совместного существования ни разу не отважился.
– Да благословит тебя господь, Тереса, – сказал он. – Ты была очень добра ко мне. И терпелива. Долго меня терпела.
– Хоть скажите, куда вы едете-то, отче?
– Лучше тебе этого не знать, потому что все будут тебя об этом спрашивать. Но я могу тебе сказать, что по воле божией уезжаю надолго отдохнуть в тихом месте.
– С этим коммунистом?
– Не говори, как епископ, Тереса. Мэр был мне добрым другом.
– Вот уж не представляю, чтобы такой человек мог долго отдыхать в тихом месте.
– Никогда нельзя знать заранее, Тереса. И более странные вещи уже случались с нами в пути.
Он повернулся было, направляясь к выходу, но ее голос вернул его.
– Отче, такое у меня чувство, точно мы с вами прощаемся навсегда.
– Нет, нет, Тереса, для христианина прощания навсегда не существует.
Он поднял было руку, чтобы по привычке осенить ее крестным знамением, но так и не довел жеста до конца.
«Я верю в то, что я ей сказал, – сказал он себе, выходя на улицу к мэру, – я, конечно, в это верю, но почему же, когда речь идет о веровании, я всегда чувствую, как появляется тень, тень неверия, омрачающая мое верование?»
– Куда мы поедем? – спросил мэр.
– А нам непременно нужно составить план, Санчо? В прошлый раз мы побыли немного в одном месте, немного в другом – как придется. Вы, конечно, со мной не согласитесь, но в известном смысле мы тогда полагались на волю божью.
– Значит, ваш господь оказался не очень надежным проводником, ведь вас привезли назад в Эль-Тобосо как пленника.
– Да. Но кто знает? Пути господни неисповедимы – быть может, он хотел, чтобы я встретился с епископом.
– Ради епископа – или ради вас?
– Откуда же мне знать? По крайней мере, я кое-чему научился у епископа, хотя сомневаюсь, чтобы он чему-либо научился у меня. Но разве можно быть в чем-то уверенным?
– Так куда же ваш бог предлагает нам сейчас ехать?
– Почему бы нам не держаться того же пути?
– Та же мысль может явиться и жандармам. Когда епископ оповестит их, что мы снова на воле.
– Ну, не в точности того же пути. Я не хочу возвращаться в Мадрид… или в Вальядолид. Эти города не оставили у меня приятных воспоминаний – если не считать дома историографа.
– Историографа?
– Великого Сервантеса.
– Надо решать быстрее, отче. На юге слишком жарко. Значит, едем на север – куда: к баскам или к галисийцам?
– Я согласен.
– Согласны с чем? Вы же не ответили на мой вопрос.
– Предоставим господу заботу о деталях.
– А кто поведет машину? Вы уверены, что господь выдержал экзамен и получил водительские права?
– Конечно, я поведу. «Росинант» не поймет, если я буду сидеть в машине как пассажир.
– По крайней мере поедемте на разумной скорости. Мой друг в Вальядолиде сказал, что из этой машины вполне можно выжимать восемьдесят, а то и сто километров.
– Как он может судить о «Росинанте» после одного короткого осмотра!
– Я сейчас не стану с вами препираться. Пора в путь.
Но они не смогли так вот сразу покинуть Эль-Тобосо. Не успел отец Кихот включить малую скорость, как раздалось:
– Отче, отче!
Сзади по дороге к ним бежал паренек.
– Не обращайте внимания, – сказал мэр. – Нам нужно убираться отсюда.
– Я должен остановиться. Это же тот мальчик, который работает на бензонасосе в гараже.
Паренек, еле переводя дух, подбежал к ним.
– Ну, что случилось? – спросил отец Кихот.
– Отче, – произнес он, – отче…
– Я же сказал – что случилось?
– Он отказался отпустить мне грехи, отче. Я что, пойду теперь в ад?
– Очень сомневаюсь. А что ты натворил? Убил отца Эрреру? Но даже и в таком случае вовсе необязательно, чтобы ты попал в ад. Если у тебя была для этого достаточно весомая причина.
– Как же я мог его убить – ведь это он отказался мне отпустить грехи?
– Достаточно логично. А почему он тебе отказал?