– Он сказал, что я издеваюсь над исповедью.
– О, господи, я же совсем забыл. Это Тереса послала тебя… Нехорошо она поступила. Правда, намерения у нее были самые благие, и я уверен, вы оба получите отпущение грехов. Но она сказала мне, что у тебя маловато смекалки. Так почему же все-таки отец Эррера отказал тебе в отпущении грехов? Что ты такого насочинял?
– Я только сказал ему, что переспал с целой кучей девчонок.
– Ну, в Эль-Тобосо их не так уж и много, если не считать монахинь. Ты же не говорил ему, что спал с монашкой, или сказал?
– Я в жизни б не сказал такого, отче. Я же секретарь Общества детей пресвятой девы Марии.
– А отец Эррера к концу жизни наверняка станет членом «Опус деи», – заметил мэр. – Поехали же, ради всего святого.
– Все-таки, что же ты ему сказал и что он сказал тебе?
– Я сказал: «Благословите, отче. Я согрешил…»
– Нет, нет, опусти все эти предисловия.
– Ну, я ему сказал, что опаздывал к мессе, и он спросил, сколько раз, а я сказал – двадцать, а потом я сказал ему, что я привирал, и он спросил – сколько раз, а я сказал – сорок пять.
– Что-то многовато у тебя получилось, верно? А потом?
– Ну, я ничего не мог больше придумать, и я боялся, что Тереса рассердится, если я его дольше не задержу.
– Передай ей от меня, когда увидишь, что не мешало бы ей завтра исповедоваться на коленях.
– А потом он спросил, не согрешил ли я против целомудрия, голова у меня сразу заработала, и я сказал, ну, сказал, что спал с девчонками, и он спросил – со сколькими, а я сказал: «Да штук шестьдесят пять будет», и тогда очень он разозлился и выставил меня из исповедальни.
– Неудивительно.
– Так что же, я теперь в ад пойду?
– Если кто и пойдет в ад, так это Тереса – передай ей, что я так сказал.
– Ужас сколько я всего наплел в исповедальне. Я-то ведь только один раз опоздал к мессе и то по уважительной причине – такая была прорва туристов на заправке.
– А сколько раз ты врал?
– Да раза два или три, не больше.
– А как насчет девчонок?
– Да разве найдешь в Эль-Тобосо хоть одну, которая всерьез занялась бы делом, – так они боятся монашек.
Тут мэр произнес:
– Я вижу отца Эрреру – он идет из церкви.
– Послушай меня, – сказал отец Кихот, – покайся и обещай мне, что больше не будешь врать в исповедальне, даже если Тереса попросит тебя. – Он умолк, а паренек пробормотал что-то. – Так ты обещаешь?
– Да, обещаю, отче. Почему не обещать? Я ведь к исповеди-то хожу не чаще раза в год.
– Скажи: «Даю обещание господу перед вами, отче».
Паренек повторил за ним, и отец Кихот быстро пробормотал отпущение грехов.
Мэр сказал:
– Этот чертов священник всего в ста шагах от нас, отче, и он набирает скорость.
Отец Кихот включил мотор, и «Росинант» подпрыгнул, как антилопа.
– В самое время, – сказал мэр. – Но он бежит сзади почти с такой же скоростью, как наш «Росинант». Ох, этот парень, да благословит его господь, сущее сокровище. Он подставил ногу, и тот споткнулся.
– Если в исповеди этого паренька и было что не так, – вина на мне, – произнес отец Кихот. Обращался ли он при этом к себе, к богу или к мэру, так навсегда и останется неизвестным.
– Переключите «Росинанта» хотя бы на пятьдесят. Старина ведь даже не старается. А священник мигом оповестит жандармов.
– Никакой спешки пока что нет – зря вы так думаете, – сказал отец Кихот. – Сначала он кучу всего наговорит парнишке, потом захочет перемолвиться с епископом, а епископа какое-то время не будет дома.
– Он может сначала позвонить жандармам.
– Никогда в жизни… Он человек осторожный, как все секретари.
Они достигли шоссе, ведущего на Аликанте, и мэр нарушил молчание.
– Налево! – резко произнес он.
– Не в Мадрид же, конечно? Куда угодно, только не в Мадрид.
– Никаких городов, – заявил мэр. – Там, где встретим проселочную дорогу, будем ехать по ней. Я почувствую себя спокойнее, только когда мы доберемся до гор. У вас, очевидно, нет паспорта?
– Нет.
– В таком случае нам нельзя укрыться в Португалии.
– Укрыться – от чего? От епископа?
– Вы, видно, не понимаете, отче, какое серьезное преступление вы совершили. Вы же освободили галерного раба.
– Бедняга! Все, что он приобрел, – это мои ботинки, причем не намного лучше его собственных. Он был обречен на неудачу. Я всегда считаю, что вечные неудачники – а у него ведь даже бензин кончился – куда ближе к богу, чем мы. Я, конечно, помолюсь моему предку за него. Как часто Дон Кихота подстерегали неудачи! Даже с ветряными мельницами.