Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
37 
Она послушно засунула мясо в рот, заставила себя двигать челюстями. Жевала, преодолевая боль: зубы расшатались от истощения. Но Маара жевала, глотала, и ее не вырвало. После еды впервые за… она уже не помнила, за какой промежуток времени… ей потребовалось опорожнить кишечник. Она отошла в сторонку, присела в траве — и из нее хлынуло! В прошлый раз наземь сыпались шарики, вроде помета Мишки или Мишкиты, только маленькие. А сейчас… она теряла воду. Так начиналась болезнь, вызванная засухой.
— Я, кажется, заболела! — крикнула она, не вставая.
— Нет, ты просто отвыкла от воды! — крикнул брат в ответ. Он заставил ее напиться из ямы, напился сам. Они уселись на берегу, опустив ноги в воду, отмокая, отдыхая. Маара запустила обе руки в волосы: как они ей мешали! Девушка знала, что мыть голову бесполезно, ничем не размоешь эти сальные комки. Данн молча наблюдал за ее гримасой, потом вынул нож.
— Наклонись!
«Убьет!» — испугалась она и ощутила прикосновение лезвия к затылку. Лезвие скребло кожу черепа, и наземь падали грязные клочья. Маара замерла, боясь порезов, но Данн и здесь проявил завидное умение и ни разу даже не царапнул ее скальп.
— Глянь! — услышала она, наклонилась над водой и увидела свою блестящую, голую, как орех, голову.
Маара прослезилась:
— Спасибо, спасибо…
— Ха! Спасибо… — осклабился брат. Очевидно, изъявления благодарности не были характерны для его образа жизни.
Не без оснований полагая, что походит на скелет, а ее безволосая голова напоминает череп, Маара снова принялась пить, чтобы чем-то наполнить свое тело, заставить его увеличить объем.
— Пожалуй, пора нам двигаться, — сказал Данн.
Небо над деревней почернело от дыма, хлопья сажи долетали до них и оседали на воду.
«Двигаться… Я не в состоянии двигаться, — думала Маара. Бег по пересеченной местности изнурил ее до предела. — Но ведь он оставит меня здесь и уйдет, если я не смогу двигаться. Данн ведь ушел с теми двоими, не подумав ни обо мне, ни о Дэйме».
— Что случилось с теми двоими, с которыми ты ушел?
Данн нахмурился.
— Не знаю. — Он как-то сжался, съежился, чуть ли не задрожал, напоминая маленького Данна, который, трепеща всем телом, прижимался к сестренке в поисках защиты. — Они меня били… Они… — Нет, он не всхлипнул, но в голосе его сквозили плаксивые интонации.
— Ты удрал от них?
— Они привязали меня веревкой. Я не успевал, иной раз меня даже просто волокли за собой, как полено. Ночью я перегрыз веревку. Долго грыз… Или показалось, что долго. Я же был еще маленький. И голодный. Сбежал, какая-то женщина меня спрятала, сказала им, что не видела и ничего не знает, когда они меня искали. Я у нее остался…
— А потом?
Маара видела, что много он не расскажет. В этот раз, во всяком случае.
— Потом я направился на север… С другими. Пришли в город, где еще жили люди, где была пища и вода. Ну, конечно, и война. Меня могли забрать в солдаты, и я снова удрал. — Данн помолчал. — Я расскажу. И про тебя хочу узнать, как ты жила. Но сейчас надо идти.
Снова Маара была рада, что на плече у нее палка, направляющая ее движения. Они шли вдоль русла, не по самому берегу, где пришлось бы спотыкаться о груды костей и скелеты, а поближе к гребню водораздельной гряды. Из-за холмов, оттуда, где остались руины больших городов, на них бросали отсветы языки пламени, сыпалась сажа. Что ж, горели эти холмы и раньше, а стены все же выстояли…
— Узнал что-нибудь о… — Маара не закончила фразу. Она и сама не знала толком, о чем собиралась спросить, ведь узнать хотелось так много… — Была там раньше такая засуха? Или только здесь и сейчас?
— Расскажу, — пообещал Данн. — А сейчас лучше потише. Мы не знаем, кого тут можно встретить.
— Кого тут встретишь… Все или ушли, или умерли.
— Везде кто-то ползает. Воду ищут, еще что-то ищут. Как будто все на ногах, все живые куда-то бегут.
Наступило самое жаркое время дня, после полудня, когда солнце печет голову, а земля поджаривает ступни. Лишенная защиты волос голова Маары гудела и бухала, как будто готовая расколоться. Девушка закрывалась от солнца свободной рукой. Дышать приходилось дымом и пылью, в воздухе носилась сажа, солнце проглядывало сквозь адскую муть светлым пятном. Хотелось упасть, заползти под какой-нибудь камень, замереть, забыться…
— Нельзя останавливаться, Маара. Посмотри назад.
Она скосила глаза и увидела, что дым поднимается оттуда, где была деревня, что пламя спешит к руслу ближней к деревне реки; поняла, что огонь скоро перепрыгнет малое русло и устремится к большому, вдоль которого они шли. И эти груды костей тоже сгорят? Последняя память исчезнет о стольких животных… Данн вытащил из своего мешка тряпку и дал Мааре, чтобы та защитила голову. Она увидела, что с него ручьями льет пот, почувствовала, что и сама обильно потеет, по ней тоже текли ручейки. Испугалась, что по ногам течет жидкий понос. Проверила — нет, пот. Жалко терять столько воды. Они остановились у ямы, напились, пили про запас, через силу, пока представлялась возможность.
37 
