Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
38 
— Идем, идем, — поторапливал Данн. — Если ветер чуть изменится, нам конец.
Спасительная палка… Если бы не палка, Маару повело бы в сторону, закачалась бы она и рухнула. Ноги переставлялись сами собою, перед глазами клубился туман, она дивилась Данну, легкости, с которой тот одолевал подъемы и спуски, его бдительности — он все время вертел головой, всматривался вперед, в стороны, отовсюду ожидая напастей. Они шли и шли. Тени, поначалу юлившие под ногами, удлинялись, их темные головы запрыгали между камнями. Маара понимала, что не в состоянии идти, чувствовала, что уже падает, но знала, что идти надо и останавливаться нельзя. Каждый раз, поворачивая голову, она видела, что дым стал еще гуще, еще чернее, что клубился он далеко за вторым руслом, на равнине за реками. Удивляясь сама себе, Маара сожалела о мелкости своих интересов, о том, что не полюбопытствовала, что находится за реками на западной равнине… Она мысленно задержалась на этом слове «запад». Откуда оно взялось в голове? О севере кто только не мечтал, а запад… Да и север… Что такое этот север?
Как раз когда в мозгу ее ярко вспыхнула мысль о невозможности переставлять ноги, она обнаружила, что ступает по гари. Недавний пожар вычернил землю, из которой торчали обугленные стебли травы, как будто выросшие черными из черной почвы. Кое-где тлели и дымились головешки недогоревших бревен, не то толстых костей, подернутые пленкой серого пепла…
— Теперь не пропадем, — сказал Данн, снимая с плеча палку.
Они остановились на склоне водораздела; река, вернее, оставшаяся от нее череда изолированных водоемов, тянулась слева. Данн спрыгнул вниз, Маара последовала за ним, стараясь не свалиться. Прыгая между старых и новых костей, облепленных насекомыми, Данн стянул с себя рубаху, и Маара тоже стащила со своих костей коричневую змеиную кожу скального племени. Спустившись к большому провалу между скал, они напились, сполоснулись, принялись плескаться, нырять, оттираться в воде, затем затихли, успокоились, отмокая, улегшись затылками на берег, щурясь в дымное небо, поворачивая головы в сторону вздымающихся к небу столбов дыма.
Огонь убил скорпионов и поющих жуков, жаб и лягушек, выпарил воду, сжег траву, землю, мелкие кости. Вырастет ли снова трава? Если нет, то вымрут без пищи города подземных насекомых, их башни обрушатся, останется лишь прах. Все пойдет прахом…
— Идем, идем!
Данн вылез из воды, натянул свою белую рубаху. «Не могу!» — подумала Маара. Но он имел в виду нечто иное: поиски местечка для ночлега. Она тоже влезла в свою коричневую тунику, поплелась за ним обшаривать скалы. Они искали место, где можно было бы спрятаться, сохраняя обзор местности. И очень скоро нашли на вершине небольшого холмика баррикаду или, скорее, стену из камней, явно сооруженную людьми. Стена эта примыкала к крупным валунам, соорудили ее для обороны. Кому-то это место приглянулось задолго до них, очень давно, стены уже кое-где обваливались. И здесь дрались, и здесь кто-то с кем-то из-за чего-то воевал.
Рыжее пятно солнца, полускрытое пеленой дыма, опускалось, но все еще жгло немилосердно. Маара вытащила муку, замесила на воде, выложила лепешки на камень. Данн тем временем грохотал камнями, обустраивая походный лагерь.
Он уселся, вытянув ноги, она села рядом и подумала: «Может быть, теперь он заговорит, расскажет…» Мысль споткнулась, Маара заснула. Когда она проснулась, небо пылало, облака и дым окрашивались закатным заревом. Данн глядел на нее. «Я ужасно выгляжу, — подумала Маара. — Он решит, что я на обезьяну похожа… Хотя вряд ли Данн видел обезьяну… А где я ее видела? Да-да, дома была большая клетка с обезьянами… Голова голая…» Голод глодал ее нутро, она вспомнила про лепешки… Съел, небось? Нет, не все… Встать, достать, дотянуться… Сил нет, не двинуться. Его взгляд не отрывался от ее лица. Так же пытливо, внимательно Дэйма смотрела на Маару незадолго до смерти. Как будто ее лицо таило какую-то загадку или намекало на скрытую истину. Ох, как есть хочется!
Данн заметил, куда смотрит сестра, взял лепешки, осторожно вложил ей в руку. Под его внимательным взглядом Маара принялась отламывать кусочки, отправляя их в рот медленно, по одному, приучившись есть таким образом за долгое время голода, каждый кусочек, каждую крошку. Зубы болели.
Взгляд брата не причинял Мааре неудобства. Она радовалась присутствию Данна, но не понимала его. Все его действия оказывались для нее неожиданными, как и большая часть сказанного им.
38 
