— Всё, уходим.
— Погоди.
Маара подошла к Дэйме, погладила ее сморщенную щеку, уже остывающую. Слезы девушка сдерживала, чтобы не терять драгоценную влагу. Она думала, что Дэйма останется здесь и превратится в такую же мумию, как и Рабат. Или скорпионы пробьются сквозь солому кровли. Какая, собственно, разница? Теперь все равно. Но не странно ли? Она, Маара, каждую минуту думала о Дэйме, заботилась о ней, кормила, поила, лечила по возможности… А теперь — пусть ее жрут скорпионы!
— Свечи есть?
Маара махнула рукой в угол, на большие напольные свечи. Среди них была одна полусгоревшая. Однажды вечером Дэйма зажгла ее, и вонь горелой кожи заставила погасить фитиль. Маара перевернула толстый огарок вверх дном, вытащила затычку и вынула мешочек. На плиту стола высыпались блестящие кругляши. Данн поднял одну монету, повертел в пальцах, осторожно попробовал на зуб.
У Маары снова выступили на глазах слезы. Принадлежность иного мира, не имеющего ничего общего с этим мрачным, скалистым, жестоким уголком земли.
— Не думаю, что они нам пригодятся. — Данн бросил монетку обратно. — Ими никто не пользуется. — Подумав, он добавил: — Может, конечно, я не знаю, потому что и был-то всего-навсего… Я ведь только с голодранцами общался. А они вот чем пользуются.
Он вынул из внутреннего кармана своей туники грязный мешочек и высыпал рядом с золотом монетки из легкого сероватого металла. Маара подобрала несколько. Легкие, почти невесомые, и какие-то сальные.
— Они из того же металла, что и ведра с кастрюлями.
— Точно. Старые, им сотни лет. — Данн показал Мааре какую-то отметину. — Это значит «пять». — Он сосчитал на пальцах. — Пять. Не знаю, что это за пять. Ну, и стоят они что скажут.
— Сколько их идет на одну золотую?
Данн засмеялся.
— Вот столько. — Он широко развел руки. — А может, и целая комната. Оставь их. Еще в беду с ними попадем.
— Нет. Наша семья, наш народ их прислали Дэйме.
Она аккуратно собрала их обратно в заскорузлый от воска мешочек — тяжелые маленькие диски, каждый не крупнее ногтя большого пальца Данна. Пятьдесят штук.
— Пятьдесят, — сказала она, и он откликнулся:
— Только спрячь получше.
Так брат с сестрой чуть не оставили в скальной лачуге золото, способное множество раз спасти им жизнь.
Из-за этого краткого спора они забыли о кое-чем весьма важном. Спички забыли. И соль. Автоматически Маара прихватила свою острую палку-ковырялку, которой откапывала желтые корни. Мысли их были посвящены главному: воде.
«У нас есть вода», — думали оба, двинувшись к дверям, держа между собою палку, на которую навесили мешки.
4
Они застыли в дверях, глядя на зарево над холмами. Виднелись языки пламени, вверх рвались клубы сизого и черного дыма. Ветер подгонял огонь в сторону деревни. Пока они смотрели, вспыхнуло дерево на вершине ближайшего холма, с него посыпались снопы искр.
— Если ветер не изменится, через час дойдет досюда, — сказал Данн.
— Дома-то каменные.
— А крыши соломенные.
«Что ж, — подумала Маара. — Покойнику все равно. И я решила для себя, что мне все равно, что произойдет с покойником. Если каждый раз по покойнику печалиться, то некогда и жить-то будет».
Но слезы все равно вскипали в глазах.
Данн покосился на сестру, сказал тихо, жалеючи:
— Надо идти, ничего не поделаешь. Иначе мы тоже поджаримся.
Действительно, пламя, почти невидимое в ярком солнечном свете, быстро поедало траву, приближаясь к домам.
Они быстро зашагали прочь, перешли на бег, и Маара порадовалась, что может держаться за палку. Данн подтягивал ее за собой. Они оставили позади дома, вскарабкались на первый гребень, миновали полупустые ямы малого русла, усеянные массами живых и дохлых скорпионов, мух, жуков, пауков; поднялись на второй гребень, спустились к реке, вернее, к тому, что от нее осталось: к череде ям с мокрой грязью между ними.
Данн опустил свой бидон, Маара последовала его примеру. Нырнув в яму, он изловил и убил двух крупных лягушек, снял с них шкурки, ловко орудуя ножом. И сунул в руку Мааре розовое лягушечье мясо. Она не помнила, чтобы когда-нибудь в жизни своей брала в рот мясо, Данн спокойно и быстро засовывал в рот куски и энергично жевал, а к горлу Маары подкатывал комок отвращения.
— Ешь! — приказал Данн и добавил мрачно: — Не то сдохнешь.