Досточтимый капитан Чарльз Одли опешил, во все глаза глядя на мисс Тавернер. На лице его забавным образом смешались смятение и восхищение. И, явно не веря своим глазам, он наконец воскликнул:
– Боже милосердный! Неужели это возможно? Сударыня, ваш покорный слуга! Что я могу сказать?
– Ты уже и так наговорил достаточно, – насмешливо заметил граф.
– Что верно, то верно! От этого никуда не денешься; мисс Тавернер, вы меня не слышали, вы даже не слушали!
– Напротив, я слышала вас совершенно ясно, – возразила Джудит, не в силах сдержать улыбку, и протянула ему руку. – Как поживаете? Мне очень жаль видеть вашу руку на перевязи. Надеюсь, рана не слишком серьезна?
– Что касается моей руки – нет, сударыня, я был ранен не на полуострове, – пылко вскричал он, принимая и целуя ее руку.
Она, не удержавшись, рассмеялась. В глазах капитана заблестели лукавые искорки, и он торжественно провозгласил:
– Позвольте сообщить вам, что за все время общения с наследницами я еще ни разу не встречал той, при воспоминании о которой мне не снились бы кошмары по ночам. Вы вернули мне веру в чудеса, мисс Тавернер!
– Если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, мисс Тавернер потребует немедленно заложить свой экипаж, – заметил граф.
– Ничуть не бывало, – возразила Джудит. – Я счастлива тем, что при воспоминании обо мне капитану Одли не будут сниться кошмары по ночам. – Она направилась к двери. – Полагаю, вам о многом нужно поговорить. Я оставлю вас.
С этими словами она вышла из библиотеки. Капитан Одли закрыл за ней дверь и повернулся к графу.
– Джулиан, негодяй ты этакий! Прячешь от меня такое сокровище! Ты уже обручился с ней?
– Еще нет, – ответил граф. – Не успел.
– Право, ты спятил! – провозгласил капитан. – Только не говори мне, будто намерен упустить такое богатство! В подобном случае, я сам рискну попытать счастья.
– Ради бога. Ты не преуспеешь, зато, по крайней мере, у тебя не останется времени на прочие шалости.
– А, не будь таким самоуверенным! – ухмыльнулся капитан. – Ты в этих делах совершенно не разбираешься, мой мальчик.
– В таких делах я разбираюсь куда лучше тебя, – парировал граф. – Я – ее опекун.
– Ничего себе! – вскричал капитан Одли. – Должен ли я понимать тебя так, что ты заявишь протест против заключения брака?
– Ты понял меня совершенно правильно, – подтвердил Уорт.
Капитан уселся на краешек стола.
– Очень хорошо, тогда пусть будет Гретна-Грин! Дорогой мой, да ты сам влюблен в нее по уши! Мне что, уехать?
Уорт улыбнулся.
– С твоей бестактностью может сравниться лишь твое самомнение, Чарльз. Лучше расскажи, как у тебя дела?
– Всему свое время, – ответил капитан. – Сначала ты скажи мне, должен ли я держаться подальше от наследницы.
– Вовсе нет; с какой стати? Думаю, ты можешь оказаться мне полезен. У наследницы есть брат.
– Ее брат не интересует меня ни в малейшей степени, – заявил капитан.
– Очень может быть, зато он чрезвычайно интересует меня, – отозвался Уорт и окинул капитана задумчивым взором. – Думаю, Чарльз, – нет, я совершенно уверен в этом, – что ты подружишься с молодым Перегрином, если только он позволит тебе это сделать. К несчастью, меня он недолюбливает, так что его предубеждение может распространиться и на тебя.
– Увы, увы! А почему ты хочешь, чтобы я ему понравился?
– Потому что, – медленно ответил граф, – мне нужен кто-либо, пользующийся его расположением, кому мог бы доверять и я.
– Господи милосердный! Почему это? – с живостью осведомился капитан.
– Перегрин Тавернер, – ответил Уорт, медленно и отчетливо выговаривая слова, – чрезвычайно состоятельный молодой человек, и, если с ним что-либо случится, его сестра унаследует бо́льшую часть его состояния.
– Вот и прекрасно. Давай утопим его в озере, – жизнерадостно отозвался капитан. – Совершенно очевидно, от него следует избавиться.
– Кто-то уже предпринял такую попытку, – ровным голосом, напрочь лишенным каких-либо эмоций, отозвался граф. – На протяжении последних пяти дней он нюхает отравленную смесь.
Глава 15
Прибытие капитана Одли, вне всякого сомнения, стало счастливым обстоятельством, оживившим атмосферу неизбежных уныния и апатии, которые воцарились в поместье после состоявшегося в тот же день отъезда в Лондон мистера Бруммеля, лорда Петершема и обеих Марли. Тавернеры, мисс Фэйрфорд и лорд Олванли должны были остаться в Уорте еще на уикенд, и, хотя им были обещаны ассамблея в близлежащем городке, выезд на охоту, а также игра в карты, ими овладела скука и вялость, стряхнуть которые было нелегко. Однако появление капитана Одли заставило их забыть о сожалении, которое они испытывали после отъезда четырех первоначальных участников празднества. Его веселость оказалась заразительной, а манеры, несмотря на некоторую чудаковатость, выглядели настолько очаровательными, что обеспечивали ему непременный успех в любом обществе. К тому же тот факт, что он давеча вернулся с полуострова, сделал его персоной первой величины: дамы с замиранием сердца ловили каждое его слово, да и джентльмены, хотя и не столь явно, с большим интересом выслушивали сведения, которыми он щедро делился с ними, о положении дел в Испании. Единственным, в чем он не оправдал возлагавшихся на него надежд представительниц прекрасного пола, стал решительный отказ повествовать о блестящем подвиге, во время совершения которого он, по их глубокому убеждению, и получил свою рану. Капитан наотрез отказывался говорить об этом, уверяя, что рана не явилась следствием благородных поступков. И помимо краткого упоминания о том, что он заработал ее в сражении при Арройо-дель-Молинос, состоявшемся двадцать восьмого октября, после чего угодил в госпиталь (о чем леди Альбиния и миссис Скаттергуд уже знали), более ничего существенного им выяснить не удалось. Зато других запретных тем для него не существовало, поэтому вскоре все уже были уверены – капитана им послало само провидение. Он без стеснения ухаживал за мисс Тавернер, был добр к мисс Фэйрфорд, подшучивал над теткой и кузеном, втайне свозил Перегрина в одну сомнительную таверну в соседнем городке, чтобы посмотреть на петушиные бои, к тому же почти моментально заслужил репутацию милого и приятного во всех отношениях молодого человека. Впрочем, он и сам получал несомненное удовольствие от жизни: кадриль, которую танцевал с теткой, доставляла ему ничуть не меньше радости и веселья, чем партия в вист по фунту за очко, а местная ассамблея забавляла его так же, как «Олмакс».