37 
Злодеи один за другим скрылись в конюшне.
Теперь граф Треварнон, понимая, что дорога каждая секунда, стремительно бросился за ними.
Мягкие сапоги бесшумно ступали по булыжнику двора. В тот момент, когда граф Треварнон, словно ураган, ворвался в конюшню, злодеи как раз открывали ворота в стойло Крусадера.
Сильнейшим ударом кулаком в подбородок Треварнон сбил с ног одного.
Его сообщник, мужчина куда крупнее и агрессивнее, попытался напасть на Треварнона. Но тот не зря учился боксу у лучших спортсменов своего поколения, «Джентльмена Джексона»и Мендосы.
Без особых усилий граф всего за несколько секунд отправил своего противника в нокаут.
Только теперь он громко позвал своих конюхов, и те немедленно явились на его зов во главе с Бакстером, старшим конюхом Треварнона, и стариком Эбботом.
Обыскав негодяев, все еще не пришедших в сознание, они нашли у коренастого мужчины бутылочку с препаратом, которым они явно хотели опоить Крусадера.
Показывая ее хозяину, Бакстер смущенно сказал:
— Простите меня, милорд. Я должен был позаботиться об охране лошадей, но сдуру подумал, что им здесь ничто не грозит.
— Видишь, Бакстер, мы получили урок, который должны запомнить на будущее, — сказал граф Треварнон. — Интересно, кто подкупил этих мерзавцев?
В этот момент Эббот, склонившийся с фонарем над поверженными противниками» удивленно присвистнул.
— Ты знаешь кого-нибудь из них? — спросил граф Треварнон.
— Вон того, худющего, я видел, милорд, — сообщил Эббот. — С тех пор, как он поселился в доме, он несколько раз рыскал по конюшне.
— Так он жил в доме? — резко спросил Треварнон.
— Да, ваша милость, — угрюмо кивнул старик. — Еще все спрашивал про Крусадера. Говорил, мол, очень интересуется лошадьми.
— Кто же он? — осведомился граф Треварнон.
— Говорил, будто камердинер, милорд. Поглядите. На нем и жилет-то от ливреи.
Граф наклонился, чтобы лучше рассмотреть лежащего без сознания негодяя. При свете фонаря он различил пуговицы на полосатом жилете и узнал изображенный на них герб.
— Свяжите этих мерзавцев, — приказал он Бакстеру. — Заприте куда-нибудь на ночь, а завтра утром мы их передадим местной полиции.
— Слушаюсь, ваша милость, — с готовностью отозвался Бакстер. — Спасибо, что не сердитесь на меня. Мне очень стыдно, что такое могло произойти.
— К счастью, я вовремя получил предупреждение, — заметил граф.
— Предупреждение, милорд? — изумился Бакстер, хорошо знавший, какой тайной обычно окружены подобные черные дела, ведь замешанных в них ждет суровое наказание.
Треварнон ничего не ответил, а конюх не решился повторить свой вопрос.
На обратном пути к дому, обдумывая происшествие, Треварнон терялся в догадках. Он был совершенно не в состоянии найти хоть какое-то разумное объяснение таинственному явлению Белой Женщины.
Поднявшись на второй этаж, он без стука распахнул дверь Красной комнаты.
Сэр Фрэнсис еще не ложился.
Войдя в его комнату, граф Треварнон безошибочно прочитал в виноватом взгляде своего вероломного гостя затаенный страх.
— Даю вам десять минут, чтобы вы убрались из этого дома, — резко сказал граф Треварнон.
— Но что… — начал было сэр Вигдон, однако взбешенный граф Треварнон перебил его:
— Если у вас есть хоть капля ума, вы немедленно покинете Англию. Поскольку ваши подручные наверняка выдадут вас полиции, ордер на ваш арест будет выписан немедленно.
Сэр Фрэнсис побагровел.
В какое-то мгновение граф Треварнон хотел ударить его, как тех негодяев в конюшне, но счел это ниже своего достоинства.
— Десять минут! — повторил он, после чего резко повернулся и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
Когда граф вернулся к себе в спальню и начал мерить комнату шагами, переживая случившееся, невероятность происшедшего заново поразила его.
Подойдя к тому месту, где недавно стояла Белая Женщина, он почувствовал уже знакомый нежный аромат. Теперь ему по крайней мере стало ясно, кто принес к нему в комнату таинственную записку накануне, когда он благодаря предостережению оказался спасен от другого вероломства.
— Сначала я, потом мой жеребец, — растерянно пробормотал Треварнон.
Может быть, он и был совершенным невеждой в том, что касалось всяких потусторонних сил, но даже ему было вполне ясно, что никакой призрак не может писать на вполне материальной бумаге вполне материальными чернилами.
37 
