– Эйб Голдберг рассказал мне, что вы опознали четырех его безымянных жертв, – приступил к делу Кармайн, поднимая стакан с пузырящейся минеральной водой. – Ваш бухгалтер мистер Греко также очень нам помог.
– Надеюсь, – сказал Ра, который, по словам Эйба, обычно не упражнялся в остроумии. – Чем еще мы можем быть полезны?
– Расскажите мне больше об истории Басквоша. Я заново пересматриваю дело об исчезновении доктора Нелл Карантонио, которая была, кажется, вашей кузиной, Руфус?
– Двоюродная тетя или что-то в этом роде, – ответил Руфус, нарезая пилкой хлеб. – Местный светский лев выстроил этот дом в тысяча восемьсот сороковом году, но к Карантонио он перешел только в тысяча восемьсот семьдесят девятом, когда его купил Антонио Второй. Его сын Антонио Третий унаследовал дом после его смерти, а доктор Нелл, его единственный ребенок, родилась в тысяча восемьсот девяносто девятом году.
– Что случилось с матерью доктора Нелл? – спросил Кармайн.
– Она умерла при родах, – сказал Руфус. – Мне становится грустно, когда я думаю, сколько лет Антонио Третий жил здесь фактически один. Дом был иным в те времена – мрачным и темным. Его нынешний вид – наша с Фенеллой заслуга. Отец доктора Нелл был мизантропом, склонным всех ненавидеть. Это вдвойне относилось к его брату Анджело и дочери Анджело Фенелле.
– Дело о его смерти рассматривалось коронерским судом?
– В девятьсот двадцатом году? Нет, – перехватил инициативу Ра. – К тому времени мой отец прочно обосновался в Малом Басквоше – еще с девятьсот восьмом года, когда Антонио Третий купил два автомобиля и нанял моего отца в качестве шофера и вообще слуги, выполняющего все виды работ. Его звали Айвор Рамсботтом – неудивительно, что я счел разумным сменить имя! Антонио Третий был настоящим брюзгой, ненавидел весь мир, но любил Айвора. Айвор стал верным и преданным слугой. Антонио полагался на Айвора во всем – от управления прислугой до обихаживания доктора Нелл, словно некая причудливая мамаша. Из чего мы с Руфусом заключили, что Антонио Третий обещал упомянуть его в своем завещании. И он его действительно упомянул! Только не так, как тот рассчитывал. Ему завещалось на правах аренды владение Малым Басквошем до конца жизни доктора Нелл.
– Так что в двадцать пятом, когда она исчезла, его право аренды повисло в воздухе? – спросил Кармайн.
Руфус закончил приготовление незатейливого ленча и сел за столик рядом с Ра.
– Беда в том, – сказал он, отпивая воды, – что нас с Ра тогда еще не было на свете. Ведь мы родились второго ноября двадцать девятого года, в один день.
– День поминовения всех усопших, – заметил Кармайн.
Глаза Ра заплясали.
– Это так же скверно, как Хэллоуин? – спросил он.
– Для католика, я думаю, это был хороший день, но мрачный.
– Хороший, но мрачный, – торжественно повторил Ра. – На нас это не похоже.
– Разве Айвор не валлийское имя? – поинтересовался Кармайн.
– Не знаю. Знаю только, что предки Айвора были русскими – я имею в виду настоящих русских, а не захватчиков из степей. Его брак был позорным, с моей точки зрения, хотя я не помню своей матери. Иви ее помнит. Мама была шведкой по происхождению, чрезвычайно высокого роста, но позор заключался не в этом. Она была придурковатой женщиной, и Айвор это знал. Зачем он на ней женился, понятия не имею, и Иви не в курсе. Дети родились нормальными, поэтому если с ней самой что-то и было не так, оно не перешло дальше, по крайней мере в нашем поколении. Тем не менее это определенно отвратило нас с Иви от брака и произведения на свет детей.
– Когда умерла ваша мать, Ра?
– В тридцать первом году, упав с главной лестницы Басквоша. Иви говорит, она плохо владела своим телом.
– А Айвор? Что случилось с ним?
– Он умер в тридцать четвертом, – сказал Ра задумчиво. – Странное дело. Он не был стар – лет пятьдесят, не больше, – но после смерти мамы как-то зачах. Я имею в виду, он стал более пугающим, но менее заметным, если можно себе такое представить. Иви приняла на себя главный удар, а меня Фенелла еще раньше забрала воспитываться с Руфусом. Хотя доктор Нелл и ее отец любили Айвора, мы, дети, от него просто цепенели.
– Сколько лет было Иви, когда он умер?
– Моя сестра болезненно реагирует на разговоры о своем возрасте, но я думаю, ей было по крайней мере лет десять, может быть, двенадцать.
Пора было сменить тему.
– Что представляла собой Фенелла? – спросил Кармайн.