– Ну… он живет совсем рядом с ними, – пояснил я. – Не в самих… не в самой конюшне.
– А когда я приеду в Англию, ты позволишь мне ездить на твоих лошадях? – спросила Кайкала.
Я закивал, спеша обнадежить ее.
– Конечно, – сказал я. – Ты сможешь делать все что захочешь. Ведь ты будешь женой знаменитого, богатого человека. Никто не посмеет указывать тебе, что можно делать, а чего нельзя. Кроме меня, естественно, потому что я буду твоим мужем, а у нас имеются законы на этот счет.
Она улыбнулась и снова легла. Тема супружества возникла при нашем последнем свидании, когда ей удалось привести меня в возбуждение, превосходящее все, что я по сей части испытывал прежде, и мы почти довели начатое до конца, однако со мной опять приключилось обычное мое несчастье, и Кайкале осталось лишь играть моими интимными частями. Тогда-то я и сказал ей, что увезу ее в Англию, где она будет блистать в свете, и Кайкалу эта мысль привела, как мне показалось, в восторг.
При всякой встрече с ней я с легкостью врал напропалую и, честно говоря, считал каждую мою ложь безобидным измышлением, и не более того. Я даже представить себе не мог, что и вправду увижу ее плывущей по морям к новой жизни со мной, да и не был вполне уверен, что она принимает за чистую монету все эти россказни о моей предположительно богатой жизни на родине. Я видел в них всего лишь игру, в которой молодые влюбленные притворствуют, воображая жизнь отличную от той, какую ведут на самом деле.
– Но скажи, – попросил я, – ты не будешь скучать по твоей семье, по дому на Отэити? Ведь мы вряд ли сможем вернуться сюда.
– Нет, – сразу ответила она, встряхнув головой. – Не буду. Все равно моих родителей мало заботит, что со мной будет. И еще меньше каждого из них заботит, что будет с другим. Да к тому же, Эй-Ко, я не такая, как они.
– Не такая? – спросил я. – В чем?
Кайкала пожала плечами, прошлась пальцем по одной из своих грудей, рассеянно обвела по кругу темный бутон в ее середке. Я захотел поцеловать его, но даже после того, что с нами недавно произошло, мне не хватило храбрости сделать это без ее соизволения.
– В детстве мать рассказывала мне о мужчинах, которые приходили сюда прежде, – сказала она. – Ей тогда было столько лет, сколько сейчас мне.
– О мужчинах, которые сюда приходили? – переспросил я. – Ты говоришь о капитане Куке и «Решимости»?
– Да, о них, – подтвердила она. – Мать рассказывала мне о тех людях – о том, какие они были добрые, какие привезли дары, как они стояли здесь и снова, и снова любили наших женщин.
Я даже рот открыл от изумления – Кайкала повела свой рассказ без тени стыда, и мне это страшно нравилось.
– Это была моя любимая история. Я часто просила мать повторить ее. И всегда старалась представить себе, как все было. На что походило. На кого походили они. И думала, что если они когда-нибудь вернутся сюда, то на этот раз, уходя, возьмут меня с собой. Для тебя наш остров – рай, Эй-Ко. Для меня тюрьма. Всю жизнь я была заключенной, знавшей, что существует мир, которого я не видела. А я хочу увидеть его. Но мать и отец никогда не покинут остров. Никогда не покажут мне новый мир. И Танемахута никогда не показал бы. Поэтому я ждала. И вот появился ты.
Я кивнул, мне пришло в голову, что в фантазиях людей, населяющих разные концы света, общего гораздо больше, чем нам представляется, и, пока я обдумывал ее слова, одно из них вдруг заслонило собой все остальные, потому что было мне непонятным.
– Как ты сказала? – спросил я. – Кто не показал бы тебе мир?
– Мои родители, – с улыбкой ответила она.
– А за ними?
Кайкала задумалась, припоминая сказанное ею.
– Танемахута, – сказала она. – Он не показал бы.
Брови мои поползли вверх, я сел, недоуменно глядя на нее.
– А кто он? – спросил я. – Прежде ты никогда это имя не называла.
– Он никто, – пожав плечами, сказала она. – Ничего особенного. Мой муж, вот и все.
Я вытаращил глаза и разинул рот.
– Твой муж? Так ты замужем?
Для меня это было большой новостью, я мигом почувствовал, как возбуждение, владевшее мной, пока я, голый, лежал с ней рядом, сникает снова.
– Я была замужем, – ответила она так, точно речь шла о самой естественной вещи на свете. – Он умер.
– О, – произнес я с некоторым облегчением, но не скажу, чтобы с большой радостью. – Когда же ты вышла замуж?
– Не знаю, – сказала она, глядя на меня так, точно не могла понять, почему я этим интересуюсь. – Лет в двенадцать, я думаю.