– Да ничего подобного, не правда ли, мой мальчик? – спросил капитан, и, клянусь, впервые за время нашего знакомства я увидел его смеющимся. Все, что я претерпел, почти стоило того, чтобы увидеть это, ибо в последнее время настроения капитана были настолько супротивны любому веселью, что смех, подумал я, наверняка пойдет ему во благо. – Это не турнепс, не картофелина, не ананас и не кокос, это олицетворение острова и того, чем занимался на нем юный Тернстайл. Неужели вы еще не поняли, джентльмены?
Джентльмены выжидающе уставились на капитана, а он широко улыбнулся, развел руки, словно говоря: перед вами – вещь вполне очевидная, и сказал им, что они видят, и все пятеро только что на землю не повалились от смеха. Я натянул штаны, постарался придать себе достойный вид и направился к чайнику, чтобы напоить всех чаем, игнорируя их издевательские выкрики и слезы, которые катились от хохота по их образинам.
Капитан-то оказался куда проницательнее каждого из них, он сразу все понял.
Это был плод хлебного дерева.
12
Мне кажется, что можно жить среди людей, считая себя частью их сообщества, веря, что ты посвящен в их мысли и планы, и никогда по-настоящему не понимая происходящего вокруг. Даже сейчас, когда я оглядываюсь сквозь толщу времени на те дни, мне кажется, что команда «Баунти» трудилась на Отэити в полном согласии – собирала и высаживала ростки хлебного дерева, наблюдала за ростом саженцев и переносила их на корабль, вверяя заботам мистера Нельсона. Дни отдавались работе, ночи – развлечениям. Животы наши были полны, матрасы мягки, а наши мужские желания удовлетворялись с избытком. Случалось, конечно, всякое – матросы ссорились по той или иной причине, жаловались по каким-то пустячным поводам, а время от времени капитан начинал вести себя как помешанный из-за того, что провел на суше слишком долгое время, – но в общем и целом вся наша компания представлялась мне счастливой.
Тем сильнее я удивился, когда 5 января 1789-го, после полудня, в палатку капитана, где он писал письмо своей супруге, а я крахмалил его мундир к назначенному на вечер обеду у короля Тинаа, пришли на редкость взволнованные мистер Фрейер и мистер Эльфинстоун.
– Капитан, – сказал, едва войдя, мистер Фрейер, – вы позволите вас потревожить?
Капитан с отсутствующим видом оторвался от письма, обвел своих офицеров взглядом.
– Разумеется, позволю, Джон, Вильям, – ответил он. Я давно уж подметил в нем одну особенность: сочинение письма к жене согревало его душу, и он проявлял в разговорах с людьми большее, чем обычно, благодушие. – Чем могу служить?
Я глянул на вошедших лишь мельком, однако, услышав первые слова мистера Фрейера, оставил свое занятие и повернулся к нему.
– Произошла неприятность, сэр, описать которую можно лишь такими словами: трое наших матросов дезертировали.
Мистер Блай положил перо и некоторое время просто смотрел в стол, а я наблюдал за его лицом. Он был потрясен, я видел это, но не хотел реагировать на услышанное слишком поспешно. И, промолчав с полминуты, поднял взгляд на офицеров.
– Кто? – спросил он.
– Вильям Маспратт, – начал мистер Фрейер.
– Младший кок мистера Холла?
– Он самый. И Джон Миллуорд. А также Чарлз Черчилль, каптенармус.
– Не могу поверить, – сказал мистер Блай.
– Боюсь, это правда, сэр.
– Мой каптенармус стал дезертиром? Человек, которому я поручил следить за соблюдением командой морских законов, сам же их и нарушил?
Мистер Фрейер поколебался немного, но все же кивнул; ирония случившегося никаких пояснений не требовала.
– Но как? – спросил капитан. – Как вы можете знать это наверняка?
– Нам следовало сообщить обо всем раньше, сэр, в том, что мы этого не сделали, виноват только я. Эти трое не вернулись прошлым вечером с работы, и я решил, что они просто отправились куда-то с женщинами. Я собирался задать им жару, когда они вернутся. К сожалению, утром они не показались, на работу не вышли. Сейчас, можно считать, и полдень прошел, а их все еще нет. Я сознаю, сэр, что мне следовало уведомить вас раньше…
– Все в порядке, мистер Фрейер, – прервал его капитан, удивив всех присутствующих легкостью, с которой он снял со штурмана ответственность. – Я не сомневаюсь, вы сделали то, что считали правильным.
– Так точно, сэр. По правде сказать, я не сомневался, что они вернутся.
– Но как мы можем быть уверенными в том, что этого не случится?