Особенно,... 
117 
– Нет, не подумывал, – ответил Мартин (не произносить же крамольные речи при таком, как Симпсон). – Я бы моего поста нипочем не покинул, ни в жизнь. Я всего лишь говорю, что завидую их свободе и радостям, которые она приносит.
– Удачливые, черти, – сказал Джеймс Моррисон, помощник боцмана, которому вследствие его привилегированного положения пришлось бы, увы, надевать петли на шеи беглецов, если их поймают. – Коли хотите знать мое мнение, зря они дезертировали. Охота была свои свистульки потешить, так отлучались бы из лагеря ночью, когда офицеры на корабль уплывали.
Тоже верно. Основную причину их преступления составлял тот факт, что моряков окружали женщины, готовые распутничать с ними столько раз в день, сколько тем хотелось. Все мы купались в телесных удовольствиях, все и каждый. И я был не лучше прочих, хотя, к удивлению многих моих товарищей-матросов, уделял внимание только одной из островитянок.
– Проклятый Блай, – пророкотал за моей спиной низкий голос, и я, обернувшись, увидел лицо бондаря, Генри Хил бранта, уже совсем оправившегося от порки, полученной им несколько недель назад. – Он это из зависти сделал, вот и все. Другой причины нет.
– Из зависти? – переспросил я недоуменно. – А чему, с твоего позволения, может завидовать капитан?
– Нам, молокосос, – ответил он, глядя на берег. – Каждый здесь знает, что с того дня, как мы вышли из Спитхеда, капитан ни к одной бабе пальцем не притронулся. Здесь их вон сколько, бери не хочу, а посмотрел ли он хоть на одну? Да ни разу. Видать, он просто не может ничего, вот что я вам скажу. Видать, он и не мужик вовсе.
Я смотрел на Хилбранта с отвращением, ибо сказанное им было мерзостью, клеветой наихудшего толка. Сердцу моему хотелось защитить капитана, ведь он был так добр ко мне, и все же я не мог не гадать, нет ли в этом обвинении какой-то доли истины. Конечно, капитан любил свою жену, однако из разговоров с матросами я знал, что многие из них любят своих жен и скорее умерли бы, чем причинили им боль. Но то, что мы позволяли себе на Отэити, изменами не было. Во всяком случае, не казалось нам таковым. Мы относились к здешней жизни как к вознаграждению за долгий срок, проведенный нами в море, за лишения, которые мы сносили во время трудного плавания. Это затрагивало лишь наши тела, не чувства. Мы просто удовлетворяли свои потребности.
– Если хотите знать мое мнение, так он спятил, – продолжал Хилбрант. – Когда мужик долго не получает удовольствия, он просто сходит с ума. Ты согласен с этим, Турнепс? Ты же наверняка и сам уж наполовину помешался, а ведь прошло всего несколько дней с тех пор, как ты в последний раз макал куда надо свой фитилек. У тебя глаза сумасшедшие, ты еще не заметил? Мне и подумать страшно, что с тобой станет при полной луне!
Я на эти слова не ответил, потому как боялся, что они могут оказаться правдивыми. Нам предстояло дальнее плавание. И теперь, после того как я раз за разом вкушал любовь, мне было трудно представить утра, дни и вечера, лишенные подобных утех. При одной мысли об этом у меня в зюйде все ныть начинало.
– Надо бы нам помолиться, чтобы «Баунти» развалился, – сказал Исаак Мартин. – Тогда бы и мы здесь остались.
Все примолкли, и надолго, а потом Исаак рассмеялся.
– Шучу, конечно, – сказал он.
– А что, это было бы здорово, разве нет? – спросил Хилбрант. – Остаться здесь навсегда.
– Если бы мы тут застряли, никто б нам был не указ. Ни капитан, ни офицеры, никто. Мы бы сами собой управлялись, как и хотелось Спасителю.
– Пустые мечтания, парни, пустые мечтания, – сказал Джеймс Моррисон, встав и на время заслонив от меня всех остальных. Он стоял передо мной, тело его было неподвижным, а голова медленно поворачивалась, и взгляд помощника боцмана ненадолго задерживался на каждом из матросов.
Я тогда ничего об этом не подумал, только удивился, как быстро разговор перешел от острова к истории, которую начал рассказывать Хилбрант, – о его брате Гуго, вступившем в соревнование по борьбе с довольно известным аллигатором. Да, разговор, показавшийся мне в то время пустячным, быстро вылетел из моей головы, оставив в ней размышления куда более важные – о том, как бы мне устроить свидание с Кайкалой.
Каждый день все новые и новые саженцы помещались в глиняные горшки трюма, я смотрел, как многие сотни их выстраивались в ровные ряды. И когда эти ряды достигли дальней двери, понял: время наше почти на исходе, а сообразив одним вечером, что набранная нами скорость стремительно приближает день нашего ухода в море, решил выполнить сложившийся у меня довольно рискованный план.
117 
