Особенно,... 
54 
Она покусала кончик мизинца. В его словах определенно не было резкости больше той, что она заслужила. Но теперь, когда это перестало быть откровением, существовало средство убедить его в том, что в ней произошла перемена.
— Извини, — почти выдохнула она. — Конечно, имеет значение, Пенн.
Это была жестокая правда — голая правда, внезапно осознала Кэтлин, когда уже было слишком поздно отступать. Если ему будет любопытно узнать, что она имела в виду.
Она заспешила, запинаясь почти на каждом слове:
— Почему же ты стал архитектором? Ведь ты начинал учиться на инженера-механика!
Ответит ли он ей на этот вопрос? Она сомневалась.
Пенн снова намотал леску на катушку спиннинга, заменил наживку и опять забросил леску. Потом пожал плечами.
— Архитектура — лучшая часть инженерного искусства, с массой практических проблем, которые предстоит решать. Я не люблю иметь дело с абстракциями.
Она медленно перевела дыхание, не сознавая, что до этого момента боялась дышать.
— Поэтому ты сам строишь дома? Каждая доска, каждый гвоздь?..
— Тебя действительно это интересует? Она кивнула, твердо глядя ему в лицо.
Он все еще пристально смотрел куда-то поверх воды.
— Потому что я могу указать на что-то и сказать, что сделал это сам. Я не хочу быть только винтиком в машине.
Глубоко под водой что-то сильно потянуло за наживку, и Кэтлин поджала поближе колени, обняла их руками и следила взглядом, пока он вытаскивал большую зубатку.
— Какая прелесть, — сказал он. — Как ты насчет того, чтобы иметь на обед зубатку?
И вопрос об архитектуре и строительстве домов закрыт. Но по крайней мере он был открыт перед ней, и ей удалось минуты на две заглянуть в святая святых.
Вероятно, лучше было бы, если бы она отклонила его предложение пообедать вместе. Кэтлин ждали свадебные приглашения, их надо было закончить, но теперь, когда ее совесть была чиста, она могла сосредоточиться, работа эта не отняла бы у нее много времени.
— Меня вполне устраивает зубатка на обед, — услышала она свой голос. — У меня найдется кое-что для картофельного салата.
Пенн улыбнулся, и Кэтлин ощутила легкую дрожь, которая возникла где-то под ребрами и стала распространяться по всему телу, пока в ней не затрепетала каждая клеточка.
Вот дура. Настоящая дура, если думаешь, что у этого есть будущее. Ничего не изменилось.
Она продолжала повторять себе это последующие три дня — длинных, ленивых летних дня. Она чувствовала себя так, будто попалась в ловушку на гимнастическом бревне и вынуждена ходить взад-вперед, не имея возможности с него спрыгнуть. Всякий раз, когда она мельком видела Пенна, она чувствовала себя так, словно собиралась делать стойку на голове. Она сознавала, что одно неправильное движение, и она свалится. А время шло, и становилось все труднее и труднее сохранять равновесие, хотя даже страстные ожидания ее собственного сердца не убеждали ее, что в их совместном времяпрепровождении есть что-то серьезное.
Пенн скучал и беспокоился, это было очевидно. Пока он ждал ответа по собственности Делани, он хотел себя чем-то занять, а Кэтлин была рядом. Поэтому он приглашал ее плавать, прыгать с холма в воду в сумерках, идти смотреть маленьких крольчат, которых он нашел.
Однако было ясно, что она для него не больше чем праздное развлечение. Хотя, казалось, ему доставляет удовольствие ее компания. Кэтлин было до боли ясно, что ему все это не нужно, потому что, когда она отклоняла его приглашения, он просто уходил один. Его бодрый свист, удалявшийся вместе с ним по тропинке, ранил ее, напоминая о том, что он не очень-то скучает, если вообще скучает по ней.
И вот она сидела перед кипой не надписанных конвертов и говорила себе, что у такой дружбы нет будущего и лучше всего покончить с этим прямо сейчас.
Но сердце восставало против мысли отказаться от надежды. Конечно, она слишком пессимистически настроена, когда думает, что у них нет будущего.
Того будущего, которого хочу я. Которое нужно мне.
Но раз ей не дано иметь то, чего она хочет, то иметь хоть что-нибудь лучше, чем вовсе ничего. И к чему, наконец, такие волнения о будущем? Будущее, по существу, только надежда, эфемерный идеал, завтра, которое, возможно, никогда не наступит. На самом деле, не лучше ли наслаждаться теми радостями, которые доступны сегодня?
Она ухватилась за этот крохотный проблеск утешения, он предлагал ей такой философский подход к жизни.
54 
