49 
Маркиза очень боялась, что, хотя принц и решил устроить прием в честь новобрачных у себя, он не захочет возиться со свадебными подарками, которые обычно в таких случаях было принято выставлять на всеобщее обозрение. Но когда она задала ему этот вопрос, принц был в хорошем расположении духа.
– Ну, разумеется, мы устроим выставку подарков, – заверил он ее. – Я освобожу китайскую гостиную, где их расставят так, что они заблестят во всей красе. Кроме того, мне бы хотелось, чтобы все видели, что я подарил молодоженам.
Он преподнес им свой портрет, написанный Лоуренсом [5] , к которому с недавнего времени принц испытывал особое расположение.
– Неужели нам теперь с утра до вечера предстоит любоваться физиономией принца? – спросил маркиз.
– Ваши дети и внуки оценят портрет по достоинству, – ответила маркиза. – По крайней мере, он будет доказательством благосклонности принца по отношению к вам. Более того, даже если бы это был портрет неизвестного мне лица, все равно я считала бы, что картина великолепна.
Друзилла надеялась, что господин Хэнбери помнит о ее просьбе положить подарок маркизы на самое видное место в Карлтон-Хаусе.
– А вдруг он забудет? – забеспокоилась она. Даже такому великолепному бриллиантовому ожерелью легко будет потеряться среди множества других подарков, которые экипажами возили с Керзон-стрит в Карлтон-Хаус.
– Подай мне пеньюар, Роза, – нетерпеливо сказала Друзилла, вскочив с постели и сунув ноги в крохотные, отделанные лебяжьим пухом белые домашние туфельки, которые были частью ее приданого.
Роза принесла ее пеньюар из гардеробной. Он был сшит из тяжелого шелка и украшен валансьенскими кружевами, сквозь которые были продеты узкие голубые бархатные ленты. Друзилла казалась в нем совсем девочкой.
– Неужели вы собираетесь идти вниз в таком виде, мисс? – спросила Роза.
– А что, там много народу? – поинтересовалась Друзилла.
– Нет, мисс. Маркиза еще не оделась, а большинство слуг уже уехали в Карлтон-Хаус.
– Ну, значит, меня никто не увидит, – улыбнулась Друзилла.
Она схватила голубой бархатный футляр с бриллиантовым ожерельем и побежала вниз в кабинет господина Хэнбери. Она застала его стоящим в окружении подарков, прибывших в последнюю минуту. Он аккуратно их распаковывал и делал пометки в большой тетради.
– Доброе утро, мисс Морли, – сказал он, и в его голосе послышалось легкое удивление при виде того, как она одета.
– Мне хотелось самой принести вам это, – сказала Друзилла, протягивая ему голубой футляр. – Я хотела попросить вас, чтобы вы положили это ожерелье на самое почетное место. Я считаю, что это самый замечательный подарок из всех, которые получила.
– Это неудивительно, – ответил мистер Хэнбери. – Бриллианты просто великолепны.
– Мне нравится это ожерелье не потому, что оно очень дорогое, – сказала Друзилла, – а потому, что ее светлость подарила его мне лично. Я всегда буду дорожить им, потому что оно мое, и только мое.
Она нагнулась, чтобы получше рассмотреть лежавшую в кожаной коробке красивую золотую чашу, ручки которой были украшены купидонами, а в центре выгравирована надпись, гласившая, что это подарок маркизу от Клуба Холостяков. Друзилла расхохоталась.
– Интересно, многие ли последуют его примеру? – воскликнула она.
– Его светлость всегда был законодателем мод, – ответил господин Хэнбери.
– Что бы он ни делал, всегда находятся желающие подражать ему, – проговорила Друзилла. – Мне это кажется просто ребячеством.
– Я уверен, что многие завидуют его светлости, потому что ему посчастливилось найти такую красивую невесту, – вежливо произнес господин Хэнбери.
– Благодарю вас, – ответила Друзилла с легким поклоном. – Боюсь, что я прибавила вам работы; я крайне признательна вам за то, что вы взяли на себя труд переписать все эти подарки. Без вашей помощи мы никогда бы не разобрались с ними.
– Очень рад быть вам полезным, – сказал господин Хэнбери.
Не успел он произнести эти слова, как отворилась дверь и вошел лакей, который держал в руках серебряный поднос с каким-то свертком.
– Это только что доставили из Линч-Хауса, сэр, – сообщил он господину Хэнбери. – Просили вручить его светлости в собственные руки. Но он уехал кататься верхом, и никто не знает, когда он вернется.
– Оставьте посылку мне, – сказал господин Хэнбери. – Я прослежу, чтобы его светлость получил ее.
49 
