75 
— Ну ты шустер, — сказал Тед, с трудом отдышавшись. — Все равно сучонком себя обзывать не позволю. Забудь про обед!
— Если откажешься поесть со мной, после того как я посадил тебя задницей на землю, то все будут не только языки чесать, но и зубы скалить, — весело сказал Кармайн. — Пора вам понять, что с местными надо считаться.
Они вошли внутрь и снова сели за столик.
— Спасибо, что не причинил мне видимых повреждений, — кисло произнес Келли.
— Я просто не мог дотянуться до твоей физиономии, пришлось врезать под дых, — сказал Кармайн, наслаждаясь победой. — Ну так кто поведал тебе про тестикулы Джошуа Батлера?
— Ланселот Стерлинг, начальник его отдела.
— Какой прекрасный босс! Да уж, меня на работу в «Корнукопию» не заманишь! А почему об этом не следовало знать мне?
— Да ладно тебе! Я просто… выделывался. Вот уж не думал, что ты станешь вступаться за такой кусок дерьма, как Джошуа Батлер.
Теперь пришла очередь Кармайна изумиться.
— Твою мать, мистер Келли, ты тугодум! Да, я не выношу, когда банальную сплетню возводят в статус секретной информации, но врезал я тебе вовсе не из-за Джошуа Батлера, а ради себя самого, и, черт возьми, это доставило мне удовольствие! Своего рода Бостонское чаепитие в миниатюре.
Однако в это Келли поверить не мог. Похоже, он так и не понял, на что разозлился Кармайн.
— Не отговаривайся, Дельмонико, — сказал он. — Ты вступился за Джошуа Батлера.
— Если напишешь это в своем отчете, тебе, возможно, удастся избежать нагоняя. К счастью для меня, мой босс мне доверяет. — Кармайн отодвинул пустую тарелку. — Превосходный салат. Бог мой, мистер Келли, ты ведь почти не притронулся к еде! Животик болит, а?
— Издеваешься, гад! — прорычал фэбээровец.
Кармайн засмеялся.
— Эх, двум смертям не бывать, может быть, ты мне и досье ФБР на Эрику Давенпорт дашь?
Тед Келли посмотрел на него подозрительно и после некоторого раздумья пожал плечами:
— Почему бы нет? Эрика — одна из ваших подозреваемых в убийстве Дезмонда Скепса, а нам это только на руку. Чем больше народу на насосах, тем лучше.
— Если бы ты разбирался в лодках, то знал бы, что лучший насос при пробоине — испуганный человек с ведром, — сказал Кармайн.
— Я пришлю досье, — пообещал Келли, массируя диафрагму.
— Скажи-ка, — с нарочитой непринужденностью спросил Кармайн, — твои осведомители — или, может, сплетники? — в «Корнукопии» не упоминали что-нибудь о попытке нападения на мою дочь?
Келли вытаращил глаза:
— Н-нет.
— Даже Эрика Давенпорт?
— Нет.
Келли оправился от неожиданности, но выглядел искренне обеспокоенным.
— Господи! Когда это случилось?
— Не имеет значения, — отмахнулся Кармайн. — Я Софию в обиду не дам, но самое главное — она и сама может за себя постоять. Хорошо, что об этом не болтают. Надеюсь, после нашего разговора все останется так же. Мне надо было это знать, а ты единственный, кому я доверяю — из тех, кто связан с «Корнукопией». Лучше не обманывай моего доверия, мистер Келли.
Заинтригованный Тед даже не оскорбился.
— Тебя хотели припугнуть?
— Я бы тоже так решил, если бы этот мерзавец просто ошивался вокруг. Уверен, он хотел убить мою дочь, и будь она обыкновенным ребенком, план бы удался. К счастью для меня и к несчастью для него, София — девочка необыкновенная. Ей удалось сбежать. Я узнал об этом, когда все было уже позади.
— Представляю, как она напугана!
— София? Нет. Она пропустила сегодня школу, но, насколько мы с женой можем судить, никаких душевных ран у нее не осталось. Всегда приятно самому найти выход в рискованной ситуации. Моя дочь чувствует себя победителем, а не жертвой.
— Ладно, буду слушать в оба уха — вдруг кто что-нибудь сболтнет.
— Хорошо. При условии, что твой рот будет на замке.
Досье Эрики Давенпорт было умеренно пухлым; в основном его составляли свидетельства разных людей, с которыми Эрику сводила судьба на протяжении сорока лет ее жизни. Фил Смит как-то обмолвился, что она происходит из состоятельной массачусетской семьи, однако ничто в истории детства и отрочества Эрики не давало этому ни малейшего подтверждения. Если у Давенпортов и был предок из английских первопоселенцев, то ко времени ее рождения в 1927 году сведения о нем окончательно канули в Лету. Отец Эрики работал мастером на обувной фабрике, семья имела дом в квартале, где жили рабочие и служащие. Эрика и впрямь была отличницей — в обычной государственной школе, а вот в число длинноногих красавиц из спортивной группы поддержки, как с интересом отметил Кармайн, никогда не входила. Тридцатые годы стали для семьи настоящей трагедией; обувная фабрика обанкротилась, отец потерял работу и впал в депрессию не меньшую, чем американская экономика. Он не запил и не растранжирил небольшие сбережения, но и помощи от него было мало. Мать зарабатывала уборкой домов, получала гроши и, когда Эрике исполнилось семь, засунула голову в газовую духовку. Забота об Эрике и двух ее младших братьях легла на плечи старшей сестры, которая предпочла заняться оказанием услуг иного рода, чем уборка чужих домов, — она ублажала чужих мужей.
75 
