Хотя концовка довольно странная, как будто подразумевается продолжение. Но всё равно,... 
188 
– Почему?
Я задумался.
– Потому что мне это было внове, – сказал я. – В юности я крепко напортачил, и когда вдруг возникли человеческие отношения, я был к ним не готов. Обычно этому искусству учатся с молодости.
– Он очень хорошо обеспечил семью, – сказала миссис Гоггин. – Я о Джонатане. Спасибо ему за это. А Мелани – прекрасная мать. С Рождества я живу у них. Но пора уже возвращаться к себе. На следующей неделе съеду.
– Вы всё о родных, а сами-то вы как? Как справляетесь?
– Горе это мне не изжить никогда. Никакой родитель этого не сумеет. Но как-то одолеть его надо.
– А что отец Джонатана? – спросил я, поскольку в наших беседах он не возникал вообще.
– Ой, он давно сгинул. Просто случайный знакомый. Я даже не помню его лица. Понимаешь, Сирил, я хотела ребенка, а для этого нужен мужчина. Он был в моей жизни всего одну ночь, сделал свое дело, а больше я от него ничего не хотела. Наверное, я выгляжу очень бесстыжей?
– Нет. Человеком, который сам за себя в ответе и не желает, чтоб его судьбой распоряжались другие.
– Может, и так, – помолчав, сказала она. – В любом случае я получила все, что хотела. Джонатан был хорошим сыном. Надеюсь, и я была хорошей матерью.
– Не сомневаюсь.
– Тебя это задевает?
Я вскинул бровь:
– Почему?
– Потому что я не была хорошей матерью тебе.
– Я не собираюсь ни в чем вас обвинять. Об этом я уже сказал в письме. Я не ищу ссоры и прочих неприятностей. Для этого я слишком старый. Как и вы.
Глаза ее увлажнились.
– Точно? Или это просто слова?
– Точно. Не будет никаких сцен. Абсолютно.
– Наверное, родители тебя очень любили.
Я помолчал.
– Вообще-то они были весьма странные. Обычными людьми их никак не назовешь. Этакое своеобразное представление о родительском долге. Порой я себя чувствовал квартирантом, а они как будто и сами не вполне понимали, что я у них делаю. Нет, надо мной не измывались, ни разу в жизни пальцем не тронули. Наверное, даже по-своему любили. Видимо, само понятие родительства было им как-то чуждо.
– А ты их любил?
– Да, – сказал я, ни секунды не колеблясь. – Очень любил обоих. Вопреки всему. Но детям это свойственно. Они ищут тепла и надежности, и Чарльз с Мод худо-бедно этим меня обеспечили. Я не злобствую, миссис Гоггин. Во мне нет ни капли горечи.
– Расскажи о них, – попросила она.
– Даже не знаю, с чего начать… Чарльз служил в банке. Человек очень состоятельный, он вечно мухлевал с налогами. И за это дважды попал в тюрьму. В молодости был жуткий бабник. И весельчак. Постоянно мне напоминал, что я не настоящий Эвери. Хотя это было совсем не обязательно.
– Ой, как нехорошо.
– Да нет, он не старался обидеть. Говорил так, походя. И потом, его уже нет. Нет их обоих. Я был с ним рядом, когда он умер. И до сих пор по нему скучаю.
– А что мать?
– Приемная, – поправил я.
– Нет, она твоя мать, – покачала головой миссис Гоггин. – Не оскорбляй ее память.
Я почувствовал подступившие слезы. Конечно, она права. Кто, как не Мод, был мне матерью?
– Она писательница, – сказал я. – Вы это знаете, да?
– Знаю. Я прочла почти все ее книги.
– Понравились?
– Очень, очень. В них есть сострадание. Наверное, она была чуткая женщина.
Я невольно рассмеялся:
– Вообще-то, нет. Она была гораздо холоднее Чарльза. Почти не вылезала из своего кабинета, где сочиняла и курила, и лишь изредка выплывала в клубах табачного дыма, пугая детей. Мое присутствие в доме она, по-моему, просто терпела. Порой во мне она видела союзника, порой – источник раздражения. Но уже давно ее нет в живых. Почти полвека. Однако я часто ее вспоминаю, потому что в определенной степени она стала частью национального сознания. Книги, фильмы. Похоже, ее знают все. Теперь она и на посудном полотенце.
– Как это? – не поняла миссис Гоггин.
– Писательская фишка, – пояснил я. – Помните картинку – восемь стариков, якобы лучшие из лучших? Йейтс, О'Кейси, Оливер Сент-Джон Гогарти и прочие. Картинка эта была везде – на плакатах, кружках, столовых приборах и подставках. Писательницу никогда не допустят на посудное полотенце, говорила Мод. Долгое время так и было. Но вот сподобились. Теперь и она точно посередке полотенец.
– Так себе увековечивание, – усомнилась миссис Гоггин.
– Пожалуй.
– У тебя есть братья или сестры?
– Нет.
– А хотел бы иметь?
– Да, было бы неплохо. Я вам рассказывал о Джулиане. Он был мне как брат. Пока я не понял, что влюблен в него. Я жалею, что не познакомился с Джонатаном.
188 
