Услышав собственные слова, Мандизи перепугался. Все его тело будто застыло в панике, и он сидел неподвижно, уставившись в пространство, потом встал и сказал:
— Вы должны пойти со мной — да, сейчас-сейчас, жена там, в моем доме, тут ходу всего пять минут.
Он буквально вытолкал обеих женщин из кабинета и бегом промчался мимо очереди просителей:
— Я вернусь через десять минут. Ждите.
Он провел Сильвию и Ребекку через пыльное слепящее сияние к одному из десятка новых домов — стоящих в один ряд коробок (точных копий таких же коробок, что в Сенге, только уменьшенных пропорционально значимости «точки роста» в Квадере). Над домами полыхали алые, пурпурные, розовые бугенвиллеи — в знак того, что здесь живет местная элита.
— Заходите, заходите, — торопил их господин Мандизи, и они сначала оказались в маленькой комнате, заставленной мебелью: мягкий гарнитур из трех предметов, буфет, холодильник, пуфик, — а затем в спальне, где все пространство занимала большая кровать, на которой кто-то спал. Рядом с кроватью сидела симпатичная пухлая негритянка и обмахивала спящего охапкой эвкалиптовых листьев, аромат которых пытался подавить тошнотворные запахи болезни. Но спит ли этот человек — женщина — на кровати? Сильвия встала над ней и увидела сразу же, что жена чиновника больна, очень больна — она умирает. Ее кожа должна была сиять здоровым черным блеском, а была серой, покрытой язвами. И женщина была худа — настолько, что голова на подушке казалась черепом. Пульса почти не чувствовалось. Дыхание едва прослеживалось. Глаза полуприкрыты. От прикосновения к женщине у Сильвии заледенели пальцы. Она обернулась к несчастному мужу, не в силах сказать ни слова, и Ребекка сбоку от нее начала тихонько выть. Пухлая негритянка смотрела прямо перед собой и продолжала обмахивать больную.
Сильвия выбралась из спальни и в коридоре оперлась о стену, без сил.
— Господин Мандизи, — позвала она, — господин Мандизи.
Тот подошел к ней, взял ее за руку, вперился в ее лицо ищущим взглядом и прошептал:
— Она очень больна? Моя жена…
— Господин Мандизи…
Он уронил свое тело вперед, упав головой на руку, прижатую к стене. Он стоял так близко от Сильвии, что она протянула руку и обняла его за плечи. Бедняга плакал.
— Я боюсь, что она умирает, — прошептал он.
— Да. Мне очень жаль. Думаю, она умирает.
— Что мне делать? Что мне делать?
— Господин Мандизи, у вас есть дети?
— У нас была девочка, но она умерла.
Слезы капали на бетонный пол.
— Господин Мандизи, — так же шепотом проговорила Сильвия — она думала о той пышущей здоровьем женщине в соседней комнате. — Вы должны выслушать меня, вы должны: пожалуйста, не занимайтесь сексом без презерватива. — Сказать такое в столь ужасный момент было непростительно, недопустимо, но Сильвию побудила к этому смертельная опасность, нависшая над этими людьми. — Прошу вас. Я знаю, мои слова кажутся неуместными, не сердитесь на меня. — Она по-прежнему говорила шепотом.
— Да, да, да. Я слышал, что вы сказали. Я не сержусь.
— Если вы хотите, чтобы я пришла попозже, когда вы… Я могу вернуться и объяснить вам.
— Не надо, я все понимаю. Но вот вы кое-чего не понимаете. — Мандизи отодвинулся от стены, послужившей ему опорой в минуту слабости, и выпрямился. Теперь он говорил нормальным голосом: — Моя жена умирает. Мой ребенок мертв. И я знаю, кто несет за это ответственность. Я еще раз проконсультируюсь с нашим добрым н'ганга.
— Господин Мандизи, неужели вы хотите сказать…
— Да, именно это я и хочу сказать. Именно это я и говорю. Враги наслали на меня проклятье. Это дело рук ведьмы.
— О, господин Мандизи, ведь вы образованный человек…
— Я знаю, что вы думаете. Я знаю, что все вы думаете. — Он стоял перед ней с лицом, искаженным злобой и подозрением. — Я разберусь в этом деле. — Потом скомандовал: — Скажите в приемной, что я вернусь через полчаса.
Сильвия и Ребекка пошли к выходу. Вслед им донеслось:
— И эта ваша так называемая больница при миссии. Мы знаем о ней. Хорошо, что скоро откроется наша новая больница, тогда в нашем районе наконец появится настоящая медицина.
Сильвия сказала:
— Ребекка, только не говори мне, что ты согласна с его словами. Это же смешно.
Ребекка помолчала, прежде чем ответить.
— Понимаете, Сильвия, в нашей культуре это не смешно.