191 
— Наверное, это потому, что вы не заглянули в третий ряд классов, а я был там.
— Я слышал, что вы преподаете в этой школе. Кто вам разрешил?
— Не то чтобы преподаю… Я веду классы коррекции.
— Не знал, что в программе есть такие занятия.
— Я помогаю детям, которые из-за бедственного состояния школы отстали от программы на три или четыре года. И называю такие занятия классами коррекции. Это абсолютно добровольно. Я не получаю за это зарплату. Мои труды не стоят правительству ни доллара.
— А те монахини, которых я видел. Почему они не преподают?
— У них нет соответствующей квалификации, даже для такой школы, как эта.
Господин Пхири готов был разразиться бранью и криками — может, ударить что-нибудь… или кого-нибудь, — но вдруг почувствовал головокружение. Его врач советовал ему избегать волнений. Он сделал вдох, сосредоточился на столе, накрытом к обеду: куски холодного мяса, помидоры. От буханки свежеиспеченного хлеба исходил чудесный аромат. Инспектор подумал о садзе. Вот что ему сейчас нужно. Если бы только его бедный желудок наполнился успокоительной тяжестью и теплом хорошо сваренной садзы…
— Не согласитесь ли вы разделить с нами нашу скромную трапезу? — спросил священник.
Вошла Ребекка с тарелкой вареного картофеля.
— Ты приготовила садзу?
— Нет, господин, я ведь не знала, что вас ожидают к обеду.
Отец Макгвайр быстро вмешался:
— К сожалению, как все мы знаем, хорошая садза готовится не менее получаса, а мы не оскорбим вас, предлагая недоваренную садзу. Но, может, вы согласитесь отведать говядины? Вынужден сказать, что нынче полно говядины. Несчастные создания не выдерживают засухи.
Желудок господина Пхири, только было начавший расслабляться в ожидании садзы, вновь сжался. Инспектор заорал на господина Мандизи:
— Пойдите и узнайте, починили ли мою машину! — Господин Мандизи не сразу смог отвести глаза от хлеба, но потом с возмущением посмотрел на своего начальника: ему положен обед. Он не двинулся с места. — А потом возвращайтесь, доложите мне, все ли в порядке, и если да, то отвезете меня к себе в контору.
— Я уверен, что ремонт завершен. У механика было целых три часа, — промямлил господин Мандизи.
— Что это, неужели вы спорите со мной, господин Мандизи? Что вы себе позволяете? Или я не ваш начальник? И это после того, как я убедился в вашей полной некомпетентности! Вы поставлены здесь для того, чтобы следить за местными школами и докладывать обо всех недочетах. — Господин Пхири кричал, но голос его был слаб и тонок. Слезы чуть не брызнули из его глаз — от бессилия, от злости и от стыда за то, что довелось ему сегодня увидеть.
Хорошо, что от этого проявления слабости его вовремя спас отец Макгвайр, движимый тем же импульсом, что заставил тем же утром самого господина Пхири отвести глаза от плачущего о своих телятах Седрика Пайна. Священник возобновил свою благодушную болтовню:
— А теперь, прошу вас, господин Пхири, присаживайтесь. И я так рад встретиться с вами, потому что я старый друг вашего отца — вы знали это? Он был моим учеником — да-да, вот на этот стул, и господин Мандизи…
— Он будет делать то, что ему приказано: пойдет и узнает, что с моей машиной.
Ребекка, ни разу не взглянув в сторону господина Пхири, подошла к столу, отрезала два весомых ломтя хлеба, положила между ними мяса и протянула бутерброд господину Мандизи с небольшим реверансом, в котором не было ни капли издевки.
— Вы нездоровы, — сказала она ему. — Да, я вижу, что вы нездоровы.
Стоя с бутербродом в руках, он не ответил.
— У вас проблемы со слухом, господин Мандизи? — взвизгнул инспектор.
Все так же молча господин Мандизи вышел на веранду. Там ему встретилась Сильвия, пришедшая из больницы.
Она взяла его под руку и стала убеждать его в чем-то тихим, настойчивым голосом.
До столовой донесся его ответ:
— Да, я болен, и моя жена тоже больна.
Сильвия, по-прежнему поддерживая господина Мандизи под руку (он не только похудел, но и ослаб), пошла с ним к автомобилю.
А отец Макгвайр говорил, говорил, говорил, не забывая подталкивать к гостю блюда с мясом, с картофелем, с помидорами.
— Да, да, вы должны как следует поесть, вы, должно быть, ужасно голодны, ведь завтрак был давно, и я тоже проголодался, да, а ваш отец — он здоров? Он был моим любимым учеником, когда я был учителем в Гути. Такой был умный мальчик.
191 
