196 
И про Максима. Ведь придется…
А про Виктора пусть Горыныч сам рассказывает. Я даже слушать не буду, чтобы после не приснились мне черные глаза певуньи-русалки и голубой букетик в ее бледных пальцах.
Первые раскаты прогремели над лесом и с каждым разом становились все громче. Редкие тяжелые капли застучали по листьям, а потом дождь припустил так, что очень скоро забрался под ветви, потоками холодной воды лился на головы одиноких путников. На рюкзак я успела натянуть целлофановый чехол, но одежда промокла почти сразу. Штаны липли к ногам, мешая идти, в мокасинах хлюпало. Короткие, что и не подколешь, волосы лезли в лицо, мокрыми сосульками болтались перед глазами. А дождь лил и лил.
Спрятаться было негде. Арис несколько раз подходил к деревьям, и, прижав ладонь к мокрому стволу, говорил что-то… Из-за шума воды расслышать слова было невозможно, но я знала – он просит хозяина леса об убежище. Вот только никто не отзывался. Наверное, из-за тех же аномалий. Я вытащила походный коврик и предложила Горынычу идти под ним, но очень скоро снова пристегнула его к рюкзаку: не слишком удобно было на скользкой тропе брести с поднятыми вверх руками, да и пальцы быстро закоченели. К тому же ноги все равно мокли, а за шиворот капало с волос.
Арис в который раз, сойдя с тропы, подошел к примеченному поблизости раскидистому дереву с просьбой о помощи. Но его снова не услышали. Выругавшись сквозь зубы, Горыныч стукнул кулаком по стволу.
Гладкая вмятина на коре тут же затянулась, а ветви над головой Ариса зашевелились, заскрипели, тесно сплетаясь, и, когда я подошла ближе, над нашими головами был неширокий навес, непроницаемый для дождя.
«Услышали!» – обрадовалась я, но заметила мелькнувшую на лице Горыныча мрачную усмешку, то, как он коснулся запястья, пряча под пальцами черный рисунок на коже, и поняла, что дерево послушалось именно его.
– Хоть какая-то польза, – пробормотал Арис и, тяжело сбросив на землю дорожную сумку, принялся стаскивать мокрую рубашку.
За границей неширокого пятачка, укрытого древесным навесом, дождь стоял сплошной стеной. Попросив Горыныча отвернуться, я дрожащими руками стягивала одежду. Выжимала, вешала на сучок. Облепленные грязью мокасины постаралась отмыть немного и прислонила к стволу. А потом, стуча зубами от холода, скрючилась над рюкзачком, пытаясь выудить из него на ощупь хоть что-нибудь сухое. То ли чехол съехал набок, то ли дождь был слишком сильным, но промокло почти все. Кроме, пожалуй, лекарств, спичек и упаковки сухого горючего, завернутых не в один слой целлофана. В конце концов удалось найти футболку, довольно длинную, чтобы сойти за платье.
– Оделась? – послышался голос позади.
– Нет! – обернулась нервно через плечо, но Арис честно стоял ко мне спиной. – Сейчас, подожди…
Быстро избавившись от мокрого белья, натянула футболку, на мгновение зажмурилась от теплого прикосновения сухой ткани. Но с волос по-прежнему капало, и вытереть их как следует было нечем. Холодные ручейки стекали за шиворот и бежали по спине.
– Все. Оделась, – выдохнула я и, обнимая холодными руками плечи, обернулась.
Арису повезло еще меньше – на подвернутых до колена штанах красовались мокрые пятна, а рубашка была у него последней и висела теперь на ветке белым привидением. Вот только посочувствовать Горынычу не получалось – он отчего-то не мерз, а у меня от холода стучали зубы.
– Сухой спирт остался? – спросил Арис и, получив утвердительный ответ, присел со мной возле рюкзака. Смотрел, как я устанавливаю на мокрой земле горелку, потом достал спички. И, когда над белым кругляшком таблетки появился голубоватый огонек, налил в мою кружку воды и поставил греться.
– Чая все равно нет, – пожаловалась я. Подумала, что стоит поискать где-то на дне рюкзака пакетики – вдруг остались еще да не промокли? – И сахара нет…
Дождь шумел, брызги воды то и дело попадали на ноги. Чтобы окончательно не закоченеть, я принялась прыгать возле расхристанного рюкзака, отчаянно желая, чтобы на месте этой вот маленькой горелки появился настоящий большой костер, у которого можно было бы погреться…
Убедившись, что кружка не перевернется, Арис поднялся, сгреб мерзнущую меня в охапку и принялся тереть ладонями мне плечи и спину, пытаясь согреть.
– Холодно-холодно! – жаловалась я, все еще трясясь, как перепуганный заяц, теснее прижимаясь к тому, кто был чуточку теплее. – Холодно…
196 
