— Слухами земля полнится.
Да. Он не очень-то держал язык за зубами.
— Переберемся туда, — взволнованно убеждала Синди, — и никто ничего не узнает. Это совсем другой район. Даже Пинки не пронюхает.
Что ж, котелок у нее варит будь здоров. Какого черта… Всего-то пару недель… Что он теряет?
— Вот что, детка, оставайся здесь, а я проверну кое-какие дела. А потом сядем в такси и съездим посмотрим, что да как.
— Ох, Джино! — Синди бросилась ему на шею. — Ты просто прелесть!
— Эй! — он оторвал от себя ее руки. — Только на пару недель. Заметано?
Она широко распахнула невинные голубые глаза.
— Ну конечно. Можешь в любой момент вышвырнуть меня на улицу.
— До тех пор, пока мы понимаем друг друга…
— Правда? — она слегка покусала ему мочку уха. — Ох, Джино, мы прекрасно понимаем друг друга, разве не так? — Ее рука добралась до ширинки и начала расстегивать пуговицы.
— Стоп! — он шаловливо шлепнул ее по руке. — Мне некогда. — Он посмотрелся в зеркало и энергично встряхнул густой черной шевелюрой, прежде чем смазать ее бриолином. — Увидимся, детка.
Синди помахала ему из окна.
Джино Сантанджело, как же легко ты купился! Пару недель? Ха! Ты хотел сказать — до тех пор, пока хочет маленькая Синди!
* * *
Альдо жевал чеснок, это была одна из его малосимпатичных привычек.
— Нельзя же просто взять и сказать, что мы в нем больше не нуждаемся. Ты ведь знаешь Пинки, он нас мигом заложит.
Джино сидел на кузове старого «форда».
— Да пошел он! — он энергично сплюнул. — Мне нет никакого дела.
Альдо озабоченно мерил гараж шагами.
— Мы все время были вместе. С самого начала.
— Э, нет. Мы просто наняли его для охраны. До того нам прекрасно работалось вдвоем.
— Так-то оно так. Но, по-моему, он считает себя компаньоном.
Джино аж зарычал от злости.
— Иисусе Христе! Неужели ты согласен и дальше с ним работать? Согласен, да?
— Нет, но я просто…
— Мандражируешь, — закончил за него Джино.
Альдо пожал плечами.
— Попробуй сказать Пинки, что ты в нем больше не нуждаешься, — неприятностей не оберешься.
— Слушай, он вовсе не наш компаньон. Мы просто платим ему деньги. Мы его наняли. А теперь собираемся уволить. Ясно?
— Должно быть, ты прав…
— Еще бы! Голову на отсечение! Банан нечист на руку. Якшается со всяким сбродом. В придачу у него слишком длинный язык. Я не собираюсь загреметь по его милости.
Альдо почти согласился.
— Ты сам ему скажешь?
— И незамедлительно.
Часом позже явился Розовый Банан. У него был такой вид, словно он только что вывалился из постели какой-нибудь проститутки. Так оно и было. На нем был вчерашний костюм, и от него несло выдохшимся одеколоном. Он не поздоровался, а прямо с порога прорычал:
— Ну, так какое будет задание? Быстро выкладывайте: когда, где, и я пойду немного подрыхну. Ночью попалась такая горячая сучка, совсем заездила.
Альдо переминался с ноги на ногу.
Джино сохранял хладнокровие.
— Понимаешь, Пинки. Мы против тебя ничего не имеем, но вот посоветовались и решили, что так дальше не пойдет.
Розовый Банан сузил налившиеся кровью глаза.
— Как не пойдет?
Джино обвел рукой гараж.
— Ну, все это…
— О чем ты говоришь?
— Я тебя увольняю, — спокойно произнес Джино.
Пинки не верил своим ушам.
— Черта с два ты меня увольняешь.
— Да. Черта с два я тебя увольняю. — Они очутились лицом к лицу. Джино ткнул Пинки в живот и сказал: — Ты сильно изменился в худшую сторону. Я не желаю рисковать свободой из-за твоего брехливого рта.
— Ага! — взревел Пинки. — Связался с Боннатти, и я уже стал не нужен?
Джино смерил его тяжелым, холодным взглядом.
— Понимай, как хочешь.
— Чертов импотент! Только попробуй меня уволить, и ты пожалеешь! Ах, ах, шайка Сантанджело! Обхохочешься! Да без меня вы — ноль! Ты лишишься всего своего товара прежде, чем молоко в титьке скиснет!
Джино посмотрел в сторону.
— Исчезни.
— Не смей говорить мне «исчезни»!
Пинки был дюйма на четыре выше и на двадцать пять фунтов тяжелее, но, первым нанеся удар, получил весомую сдачу. Джино тотчас снова очутился на ногах, развернулся, на полпути отразил новый удар и нанес встречный — прямо в переносицу. Что-то хрустнуло; хлынула кровь.