Затем, отдав необходимые распоряжения слугам, связанные с их непосредственными обязанностями, Гаретт вместе с Мэриан и Уильямом поднялся в отведенную ей комнату.
— Сегодня вечером меня ждут неотложные дела, — сказал он камердинеру. — Пока меня не будет, проследи, чтобы никто, ни одна живая душа не проникла в дом. Это касается всех без исключения: торговцев ли, друзей или слуг.
— Да, милорд. Я понял, — серьезно ответил Уильям.
— И приготовь все необходимое на тот случай, если нам спешно придется выехать во Францию.
— Во Францию?! — одновременно воскликнули Уильям и Мэриан.
С каменным выражением лица Гаретт взглянул на Уильяма.
— Просто сделай, как я велел, — сурово сказал граф и кивком головы отпустил камердинера.
Когда Уильям вышел, Гаретт, ни слова больше не говоря, повернулся к двери, но Мэриан остановила его, положив руку ему на плечо.
— Но почему? Почему ты собираешься во Францию?
Она почувствовала, как напряглись мышцы под ее рукой. Избегая встречаться с ней взглядом, Гаретт сказал:
— Может быть, нам и не придется ехать. Я пока не знаю. Все зависит от того, что мне удастся сегодня выяснить. Но если дела пойдут не слишком хорошо… — Он нахмурился. — Будет лучше, если ты уедешь из Англии.
Мэриан почувствовала, как внутри ее что-то оборвалось.
— А как же ты? Ты тоже поедешь со мной?
Его тяжелый задумчивый взгляд впился в ее лицо.
— Разумеется. Кто-то ведь должен тебя защищать.
Ей показалось, что она ослышалась. В это трудно было поверить.
— И ты… ты останешься там со мной?
— Да. До тех пор, пока будет небезопасно вернуться. Для нас обоих, — быстро закончил он.
— Но, Гаретт, как же Фолкхэм-хауз? Что будет с твоими землями?
На щеках графа заиграли желваки, но он лишь сдержанно переспросил:
— А что с ними будет?
Его нарочитое равнодушие не могло обмануть Мэриан. Она знала, как сильно он любил свои земли и как стремился вернуть своему поместью былую славу.
— Ты бросаешь их из-за меня? — спросила она, потрясенная этим неожиданным открытием.
Его глаза сверкнули. В эту минуту он почти ненавидел ее за ту власть, которую она имела над ним. Она вдруг почувствовала себя так, словно держит сокола за одну ногу, мешая ему взлететь, а он вырывается, стремясь на волю, хоть и понимает, что не в силах это сделать.
— Я не могу придумать никакого другого способа уберечь тебя от виселицы или тюрьмы, — сказал он с неожиданной холодностью, от чего она сразу почувствовала себя неуютно. — Если ты останешься в Англии, кто-нибудь наверняка тебя узнает. И тогда они придут за тобой.
— Но я не могу позволить тебе…
— Придется! — отрезал он.
Но в следующую минуту он схватил ее за плечи, и ее вопрошающий, молящий взгляд, казалось, проник сквозь все его защитные барьеры.
— Я не вынесу, если тебя заберут, слышишь? — воскликнул он с нотками отчаяния и муки в голосе. — Но и предотвратить этого я не смогу! Поэтому у нас не остается выбора!
— Но ты можешь просто послать со мной Уильяма. Тамара приедет сюда, и мы отправимся во Францию втроем, а ты останешься, и никто не узнает…
— Нет! — Гаретт с силой сжал ее плечи. — Я уже говорил тебе прошлой ночью, я никогда не позволю тебе покинуть меня. И я имел в виду именно это.
— Но такая жертва…
Он прервал ее быстрым, жестким поцелуем, рожденным яростью и любовью. Затем поднял голову и сурово посмотрел на нее.
— Больше ни слова об этом. Я оставлю хороших управляющих заниматься моими поместьями. Возможно, когда-нибудь… — Он замолчал. — Не важно. Возможно, это единственный способ спасти твою жизнь.
Ей очень хотелось сказать ему, как она его любит, осыпать поцелуями, окружить нежностью и добротой, чтобы он не чувствовал себя таким несчастным и чтобы его жертва не казалась ему такой тяжелой. Но при этом какая-то часть ее души мучилась чувством вины за то, что он собирался сделать. Если она скажет ему о своих чувствах, он будет считать себя еще более обязанным принести ради нее эту жертву. Она не имеет права загонять его в эту ловушку.
Если он намерен увезти ее из Англии, он должен решиться на это, только руководствуясь своими чувствами, а не потому, что она любит его. И ведь еще остается надежда, что им и не придется уезжать! Он сам сказал об этом. Что же он намерен предпринять?
— Куда ты идешь? — спросила она с беспокойством.