Последние отзывы

  139  

Ее объял сдержанный шумный вздох, едва ли тише и легче этого шиканья.

Боль пошла на спад, отступила, оставив по себе лишь мелкую безостановочную дрожь. Сознания она не теряла и могла мыслить даже посреди агонии. Мыслить и ощущать то, что копошилось, роилось и кусало.

В глазах прояснилось. Перед тем боль была так невыносима, что она едва сознавала, на что смотрит.

Перед нею над темной долиной, полной дымов и полускрытых языков красно-оранжевого пламени, возвышался окутанный слабым сиянием трон размером, пожалуй, с немаленькое здание. На троне восседал демон ростом не меньше сотни метров.

У демона было четыре конечности, но выглядел он двуногим, чужаком, потому что верхние действовали скорее как руки, чем как ноги. Кожа его была стянута из содранных заживо шкур и иных плотских покровов, а тело казалось отвратительным сплавом металла, растянутых хрящей, керамических деталей машин, восстановленных из порошка костей, воспаленных, тлеющих сухожилий, рваной, изрезанной, гноившейся плоти и кипевшей, пузырившейся, там и сям вытекавшей наружу крови. Огромный трон слабо мерцал, поскольку был раскален докрасна. От шкур и обрезков кожи, покрывавших демона, исходил жирный, медленно тянущийся кверху дым. В воздухе стоял частый размеренный шум, вроде шипящих плевков.

Вместо головы у чудовища была огромная, ярко светившая лампа, при взгляде на которую ей припомнились виденные на картинках в курсе древней истории газовые светильники в забранном с четырех сторон немного вогнутыми стеклами корпусе. Внутри фонаря она заметила подобие лица, чужого, иномирского, составленного как бы из дымного пламени. Огонь вырывался из лампы грязными от сажи языками и коптил стекла. По четырем углам снаружи светильника стояло по исполинской сальной свече, в каждой из которых горели, но не сгорали, извивались и корчились в нескончаемой агонии, сохраняя чувствительность, туго переплетенные нервы, взятые из сотни нервных систем. Она увидела его, узнала его, узнала все это и увидела себя его глазами или что там тварь использовала для органов адского чувства, заменявшего ей зрение.

Она лежала перед ним, как далекая крохотная кукла. С нее содрали кожу, оставив скелет и прикрепленные к нему мышцы. Куски ее плоти были разбросаны и пришпилены к земле вокруг.

— А я так хотел подарить тебе надежду, — сказал тяжелый гулкий голос, звуки которого сотрясли жалкие останки ее тела. Слова эти продолжали звенеть в ее ушах, даже когда он умолк. — Но тебе она недоступна. Это меня раздражает.

Внезапно к ней вернулся дар речи. Нити, скреплявшие губы, разорвались и исчезли, рана на шее зажила, разорванная гортань перестала зиять пустотой, и нормальное дыхание восстановилось.

— Надежду? — прокашляла она. — Здесь нет надежды.

— Надежда есть всегда, — возгласил голос. Она чувствовала, как его слова давят на легкие, сотрясают землю вокруг нее. — Надежда должна быть. Отказаться от надежды означает избегнуть части предначертанного наказания. Ты должна надеяться, чтобы затем твои надежды рухнули. Ты должна верить, чтобы ощутить боль предательства. Надо стремиться и вожделеть, иначе не почувствуешь боль после отказа, надо любить, чтобы ощутить всю полноту агонии при виде пытаемого объекта любви.

Тварь откинулась на спинку трона, и венки дыма взвились над ним, а были они форм причудливых, как течения пересекавших континент рек; свечи заполыхали, как исполинские горящие деревья.

— Но прежде всего надо надеяться, — сказал голос, каждое слово, каждый звук которого раскатами отдавались в ее голове и сотрясал тело. — Надежда должна быть, а то как же можно было бы ее ниспровергнуть? Уверенность в безнадежном положении может доставлять определенный комфорт. Неопределенность, незнание — вот подмога в истинном отчаянии. Мучимым здесь не дозволено бросать себя на произвол судьбы. Этого совершенно недостаточно.

— Меня бросили, оставили, покинули, и не более, — закричала она в ответ, — как и всех, заточенных здесь. Выдумывай свои побасенки, сколько хочешь, но я не поверю в них.

Демон встал и спустился с престола. Языки пламени и дыма потянулись за ним. Земля под ее телом затряслась, как в лихорадке; из ее рта вылетело еще несколько зубов. Он остановился.

Он высился над нею, как безумная, противная природе, шаткая, неустойчивая двуногая статуя.

Он наклонился к ней. Языки пламени с ревом пронизали воздух. Один его палец был больше всего ее тела; им-то демон и подцепил что-то с земли, поднял, рассмотрел. С одной из подобных башням свечей на ее освежеванное тело упала капля воска. Завоняло горелым гниющим мясом. Она взвыла от боли и выла не переставая, пока воск охлаждался и частично затвердевал.

  139