Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
135 
— Ага. Да.
— А как насчет вас?
— Что?
— Вы бываете в секс-клубах?
— Никогда еще не была.
— Еще?
Она пожала плечами.
— Вы же никогда не узнаете наверняка, разве нет?
— Нет, — сказал он, откинувшись в кресле и задумчиво улыбаясь ей. — Я знаю. Не были.
Джаскен подстрелил спевалину, лишь немного уступавшую размерами и красотой птице, которую незадолго перед тем сразил Вепперс. Но эта пролетала ближе к воздушному судну.
Лесополоса внезапно оборвалась. Под ними теперь тянулась широкая лента реки с волнистыми, усыпанными галькой берегами. Солнечные блики весело играли на воде. Джаскен отключил лазерник и вернул его в исходную позицию.
— Граница поместья, хозяин, — доложил он, опуская Окулинзы на глаза.
Вепперс незаметно указал ему на дверь.
— Простите, — сказал Джаскен и исчез.
Аэролет начал подниматься, одновременно набирая скорость и перестраиваясь на одну из обычных трасс: они покинули усадьбу Эсперсиум и переместились в расчерченное на коридоры воздушное пространство конурбации Большого Убруатера.
Кредерре проследила за уходом Джаскена, потом повернулась к Вепперсу и заявила:
— Вам нет нужды приглашать меня на ужин, если все, чего вы хотите, это трахнуть меня.
Он качнул головой.
— Силы небесные, вы, молоденькие выскочки, так бесцеремонны!
Она посмотрела на него оценивающим взглядом и расстегнула пуговицы платья. Под ним ничего не оказалось.
— Нам лететь всего десять минут, — заметил он, любуясь телом девушки.
Кредерре отпихнула лазерники и без лишних разговоров уселась ему на колени, потом вытянула длинную ногу так, чтобы охватить его за поясницу.
— Тогда за дело.
Он нерешительно нахмурился, наблюдая, как девушка стягивает трусики.
— Это тебе мама посоветовала? — поинтересовался он.
— Не-а.
Он расхохотался, взялся за ее нижнее белье, помог стянуть и крепко стиснул обнаженные бедра.
— Вам, о девы юные, свидетельствую!
ПЯТНАДЦАТЬ
Тянувшаяся, насколько мог охватить невооруженный взгляд, долина представляла собою сплошное поле пыток и мытарств. Удушливый жаркий воздух полнился непроизвольными стонами боли и нестройными воплями мучений, исходившими от жалкой плоти, которую терзали, растягивали, рвали, тянули, прижигали, резали. Над всем этим необозримым пространством витали миазмы от экскрементов и вонь от разлагающихся останков. Фрактальное самоподобие каждой детали было почти болезненным, давило на глаза: пытка за пыткой, а за той новая пытка, новая сцена мытарств, и так без конца, вглубь, вширь, во всех направлениях; а сколько их покамест было сокрыто от взора возможного наблюдателя, терпеливо выжидая своей очереди проявиться, сделаться доступными восприятию, подняться на поверхность. У кошмара не было границ.
То был беспредельный мир невыносимой боли, превосходящих любую фантазию унижений, бесконечной ненависти. У демонов же, распоряжавшихся в нем, глаза разбегались и слюнки текли от неподдельного наслаждения.
Ей подумалось, что мир этот по-своему красив. Неисчерпаемое разнообразие его гнусных жестокостей поневоле заставляло задуматься о глубинах творческого экстаза, куда, должно быть, погружались те, кто его замыслил и воплотил в нынешнем виде. Порочность его была абсолютной, недостижимой, неподражаемой, и поднимала все, происходившее вокруг, на уровень великого произведения сценического искусства. Природа ужаса агонии и распада, господствовавших в этом месте повсюду, была такова, что переживания эти оказывались почти трансцендентны.
И в нем было даже нечто забавное, родственное чувству юмора. Юмор этот был детским или подростковым, навроде того, с каким часто сталкиваешься, когда молоденькие особи пытаются своим поведением вогнать в краску, уязвить взрослых, доводя всё до крайности и заостряя все противоречия, ловя старших на слове и демонстративно соединяя несочетаемое во всех формах своего поведения, всецело погружаясь в исследование таких волнующих тем, как сексуальность, телесные отходы и вообще — все постыдное, грязное, унизительное, сопряженное только с элементарной биохимией и продолжением рода.
Тем не менее сцены, являвшиеся ее глазу, несомненно были забавны. В своем, весьма ограниченном, роде.
Когда Прин прошел на ту сторону, а она не смогла, когда голубое мерцающее сияние, за которым она следила периферическим зрением, внезапно отвердело и отбросило ее, она отлетела к развалинам мельницы и свалилась на мокрые доски настила. Она успела заметить, как голубой туман рассеялся, и поверхность портала приобрела серый металлический оттенок.
135 
