Энни сама вела машину, потому что опасалась доверять руль Рыжей, и Рыжая это знала. Хотя она каким-то неведомым образом получила водительские права, но водителем пока считалась чисто номинально и в течение ближайшего месяца намеревалась пройти дополнительный курс вождения. Однако когда они, сбившись с дороги, начали колесить среди заброшенных промышленных строений, Энни пожалела, что не посадила Рыжую за руль: штурман из той получился и вовсе никакой.
В конце концов они все же добрались до здания Социальной службы в Уэст-Бриджфорде. Подошло время обеда, и Гейл несказанно обрадовалась представившейся возможности отправиться вместе с ними в ближайший паб. В обеденный зал битком набились люди из расположенных вокруг офисов, но женщины сумели занять столик, который их предшественники оставили в ужасающем виде: столешница была усеяна рассыпанными чипсами, объедками салата и запеченных в мясном фарше яиц по-шотландски, не говоря уж о нескольких полупинтовых стаканах с остатками подогретого светлого пива. Пепельница была до краев наполнена сигаретными окурками со следами губной помады, один из окурков еще дымился.
Рыжая направилась к барной стойке, а когда она со стаканами в руках вернулась к столику, хмурая девушка-подросток в одежде официантки успела очистить стол и принести завернутые в салфетки ножи и вилки. Энни и Рыжая пили газировку, а Гейл, заказавшая кампари с содовой, сделав несколько глотков, прикурила сигарету.
— Так-то лучше, — сказала она, окутываясь клубами дыма.
Энни, наморщив нос, попыталась улыбнуться.
— Мы приехали, — начала она, — чтобы поговорить с вами о Карен Дрю.
Рыжая неуловимым движением вытащила блокнот и ручку. Несмотря на внушительные размеры и ярко-красные волосы, она обладала способностью при желании делаться незаметной, будто отходя на задний план.
— По-моему, вы зря потратили время, — вздохнула Гейл. — Я имею в виду, что мне почти нечего о ней рассказать.
— Почему?
— Да потому, что я ничего не знаю.
— Но это вы оформляли ее перевод из больницы, где она лежала, в Мэпстон-Холл?
— Да, но это ничего не меняет. Видите ли, я занимаюсь устройством недееспособных больных в интернаты и пансионаты по всей стране.
— Расскажите хотя бы то, что знаете.
Гейл провела руками по волосам, откидывая их за плечи.
— Месяца четыре назад ко мне обратились из администрации больницы в Грей-Оукс, что неудивительно, поскольку мне и раньше приходилось с ними работать. Написали о женщине, которая провела у них почти три года и чье положение, увы, безнадежно, и она нуждается в особом уходе. Вот это уже моя область деятельности. Я приехала к ним, там я и встретилась с Карен — могу добавить, в первый и единственный раз — и поговорила с ее лечащими врачами. Они описали мне ее состояние, и я, осмотрев больную, согласилась с ними — хотя, как вы понимаете, моего мнения никто и не спрашивал. — Гейл постучала сигаретой о край пепельницы, стряхивая пепел. — Поблизости не было учреждения, подходящего для этой пациентки, а поскольку я раньше сотрудничала с Мэпстон-Холлом, то сразу поняла, что там Карен получит необходимый уход. Надо было только дождаться, пока освободится место, подготовить все необходимые документы и собрать подписи. Что я и проделала.
— А каково ваше собственное впечатление от Карен? — поинтересовалась Энни.
— Весьма забавный вопрос.
— Это почему?
— А какое впечатление можно получить от человека, который не может даже пальцем пошевелить и не произносит ни слова?
— Но ведь была же у нее какая-то жизнь до этой аварии?!
— Как не быть, но меня это не касается.
— А что, у вас не было никаких контактов с ее семьей?
— У нее никого нет. Вы, должно быть, прочли ее личное дело.
— Да, но там и читать-то нечего.
— Я ничего не могу добавить.
Гейл притушила сигарету, потому что официантка принесла еду. Гамбургеры и картофель фри для Рыжей и Гейл, а для Энни неизменный сэндвич с сыром и помидором. Не начать ли снова есть мясо? — подумала она, но сразу же решила, что диета — это единственная часть ее жизни, которую она может эффективно контролировать. Гул голосов вокруг них то затихал, то вновь усиливался. Сидевшие за одним из столов женщины громко смеялись над скабрезной шуткой. В пропитанном табачным дымом воздухе чувствовался слабый запах травки.
— До аварии Карен жила в Мэнсфилде, по крайней мере, так написано в ее личном деле, — сказала Энни. — Вы не знаете ее тамошнего адреса?