— А? — Мишка спросонья не разобрался, кто и куда его зовет.
— Алексей зовет, говорю.
— А его разве не увезли с ранеными?
— Глаза-то продери! Раз зовет, значит не увезли. На хуторе он, в хозяйском доме.
— Сейчас, бегу!
— Да не спеши, он велел: когда проснешься.
— Чего ж тогда разбудил-то?
— Только мне и дел, что ждать, пока ты выдрыхнешься!
Мишке так и захотелось запустить чем-нибудь твердым в спину уходящему обознику. Поворочавшись немного, он понял, что не уснет и принялся обуваться, горестно вздохнув, приматывая обрывком мочальной веревки отваливающуюся подметку.
* * *
Алексей лежал в той же горнице, где два дня назад диктовал послание для Корнея. Когда Мишка вошел, Герасим как раз одевал на него рубаху и было видно, что торс старшего наставника Младшей стражи туго обтягивает кусок полотна, сшитый на груди сапожной дратвой.
«Значит, ребрам крепко досталось. А Герасим-то прилепился к мистеру Алексу, да и то сказать, куда ему деваться-то? Ну и ладно, станет кем-нибудь, вроде денщика или адъютанта…»
— Как ты, дядька Алексей?
— Хорошо, завтра поднимусь, наверно. Вас, я слыхал, ночью потрепали? Сильно досталось?
— Обошлось. Убитых нет, тяжелораненых тоже.
— Угу. — Алексей, бережно поддерживаемый Герасимом за плечи, улегся. — Герася, сходи-ка к кашеварам, скоро, наверно, уже завтрак готов будет…
Герасим безропотно повиновался, а Алексей, дождавшись, когда за парнем закроется дверь, спросил:
— Ну, и как тебе в рядовых?
— Как рядовому: подальше от начальства, поближе к кашеварам. Начальники думают, мне забот меньше.
— Хе… молодец, не киснешь… — Алексей коротко ободряюще улыбнулся, потом лицо его сделалось серьезным. — Спрашивай: чего непонятно? Много же непонятного? Давай, я пока лежу, все равно делать нечего, отвечу. Обиделся на деда, что от старшинства отрешил?
— Это потом, можно я с самого начала спрашивать буду?
— С начала? Гм, ну давай сначала. С какого места-то?
— С островка, дядька Алексей. Вот, узнали мы, что на хуторе три десятка стражников. Ясно же, что все с самого начала пошло не так, как думали. Почему Корнею весть не послали?
Алексей сначала кивнул, то ли каким-то своим мыслям, то ли одобряя мишкин подход, немного помолчал, потом принялся обстоятельно объяснять:
— Считай сам: через болото перебираться почти полдня, потом еще до Корнея сколько-то скакать, он же не у самого берега был. Потом обратно, столько же времени. Да еще ночь в дороге застанет. Мы бы высидели столько на островке, где даже кони не все помещались? И какие бы после этого из отроков были бойцы? Это — раз!
Теперь еще вот о чем подумай: сидели бы мы на островке или перебрались бы на берег, была ли у нас уверенность в том, что нас никто не заметит? Запомни: если даже кажется, что вокруг никого нет, это еще не значит, что никого нет на самом деле! Мог охотник мимо проходить, могли хуторяне, за какой-то надобностью по берегу пройти или на островок заглянуть, могли детишки мимо пробегать… Все, что угодно могло быть, а полсотни народу с конями — не иголка! Обязательно бы заметили. Значит, что?
— Понятно: ждать было нельзя. Но тогда выходит, что ты сам все решил, а зачем же нас спрашивал?
— А кто вас учить будет: думать, решения принимать?
— Кхе!
— Вот, то-то же! — Алексей снова коротко улыбнулся. — Совсем, как Корней кхекаешь.
Мишка помолчал, колеблясь, потом, все-таки, решился:
— Дядь Леш, у тебя с матерью разговор, насчет Первака, был?
— А сам-то, как думаешь? Женщина в муже, прежде всего прочего, опору и защиту ищет. Так от начала времен повелось, так правильно и ничего зазорного в том нет. А если от кого-то исходит опасность ее детям, то и тем паче! Только корень зла тут не в Перваке, а в Листвяне… впрочем, мать твоя сказала, что ты и сам это понимаешь. К чему твой вопрос-то?
— Так вышло на хуторе, что почти вся Младшая стража со стороны ворот оказалась, а десяток Первака, в одиночку, на задах. Их всех перебить могли, выходит, что из-за одного Первака…
— Неверно! Командовал ты, с тебя и спрос!
— Но ты-то наставник, знаешь больше меня, неужели предусмотреть… предупредить меня…
— Всего не предусмотришь, в бою дело по-всякому поворачивается, а воеводами и другими начальными людьми не рождаются! Этому учатся, так же, как и другим искусствам. — Алексей пристально взглянул на собеседника и подчеркнул важность своей мысли жестом. — Искусствам, а не ремеслу! Это плотник может ученику сказать: вот здесь столько-то отпилишь, вот здесь подтешешь, а потом загладишь, и, если мастер все верно сказал, а ученик правильно понял, получится то, что задумывалось. В искусстве, а воинское дело — искусство, так не получается. Или, погоди… так ты решил, что я это подстроил, чтобы Первака извести? Так?