По идее, те несколько десятков «журавлевцев», которые выберутся из воды и растянутся по дороге, будут уничтожены в течение нескольких десятков секунд, а остальным, стоящим по конское брюхо в воде и лишенным маневра, останется выбор: либо лезть на берег — на копья и стрелы ратнинцев, либо поворачивать назад, опять-таки под стрелами. Неожиданностей быть, вроде бы, не должно, разве что, противник станет переправляться небольшими группами, или не удастся бесшумно ликвидировать дозор. Тогда на этом берегу поляжет небольшое число «журавлевцев», а остальным придется утереться и остаться на той стороне, не солоно хлебавши.
В том, что карательный отряд явится к броду, сомнений не было. Накануне вечером отроки, выспавшиеся днем после ночных приключений, показали «журавлевцам» настоящее шоу с бросанием недогруженных телег и волокуш, паническим бегством на другой берег реки и поджиганием моста, заранее заваленного соломой и сушняком. Дед, выбрав на берегу такое место, чтобы пламя и дым не мешали зрителям, нещадно лупил «паникеров» древком копья и ругался так, что слышно было даже возле острога. Последним, что видели «журавлевцы», было постыдное бегство мишкиного воинства, не то от стрел, пущенных с другого берега, не то от Корнея, который вошел в роль и дубасил парней на полном серьезе.
Стерв, уже в темноте переплывший с вражеского берега, рассказал, что к командиру отряда «журавлевцев» — здоровенному мужику в глухом нурманском шлеме — привели двоих местных жителей, видимо где-то прятавшихся, и те долго ему что-то объясняли, время от времени указывая руками в ту сторону, где находился брод.
По всему выходило, что противник уверовал в низкую боеспособность налетчиков, в то, что добычу еще не успели переправить через болото и в свое численное превосходство — «журавлевцев» было, на глазок, поболее двух сотен. Значит, ближе к полудню, карательный отряд должен был появиться у брода. На этом берегу все было готово, оставалось только ждать.
* * *
К месту, где расположился пятый десяток Младшей стражи, подъехал наставник Глеб, заменивший Алексея, в сопровождении Немого и Дмитрия.
«Эх, где ж вы были, досточтимый Эндрю эсквайр, нынешней ночью, когда ваш подопечный едва-едва из-под топора выскочил? Да, сэр Майкл, похоже, вам с вашим спокойствием в бою, порожденным подсознательной надеждой на кнопку „new game“, придется распрощаться. Этот топорик вам еще долго сниться будет, если вообще не всю оставшуюся жизнь. Как-то нервишки себя сегодня поведут?»
Варлам, имеющий одновременно обиженный и злой вид, доложил о готовности десятка. Настроение у него со вчерашней ночи не только не улучшилось, но и ухудшилось, потому что, вместо убитого коня, ему подсунули такую упрямую и своенравную скотину, что с таким характером ей надо было бы родиться не конем, а козлом, в крайнем случае, бараном.
Глеб слушал доклад Варлама, а сам смотрел поверх повязки, пересекающей лицо, на Мишку, и после того, как урядник умолк, слегка приподнял правую бровь, словно требуя подтверждения. Мишка кивнул, и Глеб, опять же не глядя на Варлама, негромко, почти не разжимая губ, распорядился:
— Сейчас кашу принесут, поешьте и будьте готовы. Наставник Андрей останется с вами. И… поглядывай тут.
Последние слова были адресованы уже непосредственно Мишке. Варлам глянул на разжалованного старшину, как гражданин Корейко на Остапа Бендера и, спохватившись, гаркнул:
— Слушаюсь, господин наставник!
Однако его уже никто не слушал — Глеб и Дмитрий разворачивали коней, а Немой знаками показывал Мишке, что отведет коня к коноводам и вернется. Варлам снова покосился на Мишку и, явно не зная, куда себя деть, прикрикнул на отрока Иннокентия, чтобы тот подтянул пояс.
От первоначального состава пятого десятка, после того, как на ночной дороге пострадал Зосима, осталось всего пятеро, плюс Мишка и Демьян. Однако Варлам, это было видно и невооруженным глазом, предпочел бы остаться с четырьмя подчиненными, чем иметь такое пополнение. От злобной радости, посетившей его во дворе острога, не осталось и следа, а с Мишкой он вообще старался не общаться. Последний урок, преподнесенный ему бояричем Лисовином вчера, оказался особенно обидным.
* * *
Отроков не подняли на рассвете, давая отоспаться после ночных треволнений, но Мишку, раньше других, поднял один из обозников.
— Слышь, тебя Алексей кличет.