Она кивнула.
— Я с тобой. Приглашаешь?
— Ну-ка, напомни мне, что означает быть отстраненным от дела? Я что-то подзабыла…
— Насколько мне известно, Шив, рядовые граждане могут беспрепятственно входить в здание парламента. Пригласи Бейквелла на чашку кофе, а я как бы случайно окажусь за соседним столиком.
— А может быть, ты лучше пойдешь домой, а я поговорю с Корбином — попробую его уломать?
— Ничего не выйдет, — серьезно сказал Ребус.
— Что именно не выйдет? Ты не пойдешь домой, или я не смогу убедить Большого Босса?
— Ни то ни другое не выйдет.
— Боже, дай мне терпения! — вздохнула Шивон.
— Аминь… — закончил Ребус. — Кстати о Боге… Я что-то не слышал, чтобы юный Тодд произнес хоть слово, пока ты допрашивала эту Зиверайт.
— Он наблюдал… учился.
— Ну тогда ладно. А все-таки признайся: тебе меня не хватало!
— Ты же сам только что сказал, что я провела допрос на уровне.
Ребус пожал плечами.
— Кое-чего она, возможно, все-таки не сказала.
— Ты имеешь в виду, что уж ты-то сумел бы заставить девчонку назвать имя поставщика?
— Ставлю двадцать фунтов — я узнаю, кто снабжает Зиверайт дурью, еще до наступления вечера.
— Ох, смотри, Джон!.. Если Корбин пронюхает, что ты все еще занимаешься этим делом…
— Скоро я уже не буду им заниматься, сержант. Через считаные дни я стану гражданским лицом, и он уже ничего не сможет со мной сделать.
— Джон… — Шивон очень хотелось отговорить его, но она знала, что пытаться — значит попусту сотрясать воздух. — Шли мне эсэмэски, если что, — сказала она наконец и, открыв дверцу, выбралась из машины.
— Ты ничего не замечаешь? — спросил Ребус, и Шивон, наклонив голову, посмотрела на него.
— А что?
Ребус взмахнул рукой, показывая на парковку.
— Вонь исчезла. Быть может, это знак…
Улыбаясь, он завел мотор и отъехал, а Шивон так и не успела спросить, хороший это знак или плохой.
24
— Нэнси дома? — спросил Ребус молодого парня, который открыл ему дверь.
— Нет.
Ребус кивнул. Он отлично знал, что Нэнси еще нет, потому что обогнал ее на Лит-стрит. По его расчетам, у него в запасе было минут двадцать — если, конечно, Нэнси вообще шла домой.
— Тебя зовут Эдди, точно? — спросил он. — Я был здесь пару дней назад.
— Я помню.
— А вот фамилию твою я что-то запамятовал…
— Джентри.
— Как у Бобби Джентри?
— В наши дни многие даже не помнят, кто она такая.
— Я старше многих, к тому же дома у меня есть ее альбомы. Можно войти?
Ребус заметил, что сегодня Эдди был без банданы, но глаза его, как и в первый раз, были густо подведены.
— Она просила меня приехать к трем, — жизнерадостно соврал Ребус.
— За ней уже приезжали…
Джентри явно не хотелось его пускать, но взгляд Ребуса подсказал парню, что сопротивление бесполезно. Отступив в сторону, он шире распахнул дверь, и детектив шагнул вперед, слегка наклонив голову. В гостиной пахло остывшим табачным дымом и чем-то, напоминающим масло пачулей; Ребус, впрочем, не был уверен на все сто, так как в последний раз сталкивался с этим запахом довольно давно. Подойдя к окну, он посмотрел вниз, на Блэр-стрит.
— Хочу рассказать тебе одну любопытную историю, сынок, — сказал Ребус, по-прежнему стоя к Джентри спиной. — Когда-то прямо напротив этого дома был перенаселенный квартал, а под ним — целый лабиринт подвалов и подвальчиков, в которых любили выступать разные оркестрики. Потом хозяин домов затеял реконструкцию, но, когда рабочие, которых он нанял, спустились в эти катакомбы, они начали слышать потусторонние стоны…
— Но в конце концов оказалось, что там по соседству располагался массажный салон, — закончил за него Джентри.
— А-а, так ты слышал эту историю. — Отвернувшись от окна, Ребус некоторое время рассматривал конверты с дисками — настоящими виниловыми пластинками, а не компактами. — «Караван»… — проговорил он. — Они были лучшими на фестивале в Кентербери… Не знал, что кто-то их еще слушает. — На этажерке в углу стояли и другие диски, среди которых Ребус увидел альбомы «Фейрпортс», «Пентангль» и Дэйви Грэма.
— Увлекаешься старьем? — спросил он.
— Мне очень нравятся старые вещи, — объяснил Джентри. Он кивнул в сторону другого угла. — Я сам играю на гитаре.