Он остановился. Посмотрел на нее. Сосредоточенное лицо вдруг стало измученным.
Она ненавидела этого человека все эти шесть лет за то, что не нашла в нем ни понимания, ни сострадания, но она не могла себе и представить, что ей будет так жалко его.
Эштон стоял в самом центре своей деловой империи – среди компьютеров, модемов, всевозможной оргтехники, – внезапно потерявший контроль над ситуацией, беззащитный и растерянный.
– Я верю вам, но все–таки должен сам убедиться. – Он постоял в нерешительности. – Пожалуйста, присядьте, мисс…
– Грант, – сказала она. – Фиби Грант.
– Я велю моей экономке принести вам кофе.
– Она сейчас занята, кормит ужином Тару.
– Да, конечно, – резко сказал он. – Я не подумал. – И снова посмотрел на нее, нахмурившись, будто силился что–то вспомнить. – Где именно, вы сказали, была моя дочь?
– В кафе–кондитерской «Клоувер». Я там работаю официанткой. Она сидела за одним из моих столиков. Однажды днем я вышла за ней и увидела, как Синди ее встречает. Так я узнала о приятеле Синди. Не от Тары.
Он посмотрел на нее как на ненормальную:
– Какое это имеет значение?
– Тара обещала Синди ничего не говорить. Она боялась нарушить данное слово.
– Бог мой! – только и произнес он. Затем указал на шкаф: – Вы найдете там графин и стаканы. Налейте себе немного бренди и плесните мне. У вас такой вид, словно вы нуждаетесь в этом, да и я тоже.
– Да, но я не пью, – возразила Фиби.
– Тогда, вероятно, вам следует начать. – Его серые глаза придирчиво осматривали ее. – Или вы всегда такая бледная?
– Меня ждет такси. Я хочу уехать.
– Я был бы очень вам признателен, если бы вы остались. В конце концов, вы заварили эту кашу, бросили мне в лицо нелепые и оскорбительные обвинения. Мне бы хотелось иметь возможность оправдаться. Но прежде мне нужно поговорить с Тарой. – Он помолчал. – Ну, так как?
Стараясь избегать его взгляда, Фиби кивнула и прошла к креслу, стоящему возле камина.
Услышав звук захлопнувшейся двери, она почувствовала некоторое облегчение.
– Он не узнал меня, – прошептала она. – Он даже не вспомнил, как меня зовут, хотя, сказать по правде, тогда я назвала только имя, но не фамилию.
– Кто вы? – с настойчивостью и злостью он требовал ответа шесть лет назад.
И хотя мысли путались у нее в голове, от стыда, смущения и нестерпимого чувства тошноты она промямлила:
– Фиби.
Разумеется, и выглядела она совсем иначе. Тогда ее неприметные, коротко стриженные волосы были упрятаны под светлые локоны парика, а лицо было покрыто толстым слоем косметики.
Мне казалось, что я выгляжу такой шикарной… такой утонченной, печально подумала она. А меня просто подставили.
Ее охватил озноб, и она протянула руки к огню. Кресло было глубоким и удобным, но она не могла позволить себе расслабиться.
Доминик Эштон, возможно, ее и не узнал, но она–то его узнала сразу!
Если бы Тара призналась, что ее фамилия Эштон, хватило бы у меня мужества приехать сюда и столкнуться с ним лицом к лицу? – спрашивала она себя. Вероятно, нет… И откуда взялась эта фамилия – Вейн?
Мне не нужно этого знать, твердо напомнила она себе. Я сделала то, что собиралась. Тара в безопасности. А родственные связи в этом доме – не моего ума дело.
В прошлый раз она не могла не заметить, что Доминик Эштон женат. Должно быть, и Тара уже родилась. Сейчас, по–видимому, он вдовец. В его жизни за последние шесть лет произошли события более драматичные, чем какая–то банальная, хотя и жестокая, шутка. И страдания, причиненные ей, показались совершенно ничтожными в сравнении с тем, что пришлось пережить ему.
Казалось, прошла вечность, прежде чем Эштон вернулся с подносом, серебряным кофейником и двумя чашечками.
– Думаю, нам обоим нужно перевести дыхание.
Фиби неуклюже поднялась, ей показалось, что ее юбка слишком задралась, открыв длинные, в черных колготках, ноги.
– В этом нет необходимости, мистер Эштон. Я сделала то, что считала нужным, и сейчас просто хочу уехать. Меня ждет такси.
Он отрицательно покачал головой:
– Я расплатился с ним и отпустил.
– Зачем вы это сделали? Вы не имеете права…
– О, прошу вас, – сказал он, теряя терпение. – Безусловно, у меня есть полное право выяснить, что происходит. А когда мы поговорим, я сам отвезу вас домой.
Это единственное изменение с нашей прошлой встречи к лучшему, подумала Фиби. Тогда меня вышвырнули, совершенно не заботясь о том, что со мною может случиться. Я была почти ребенком, а со мной обращались, как со шлюхой.