47 
— Мне кажется, я знаю, о ком вы говорите, — медленно сказал он. — Был очень большой скандал. Да… я помню имя подруги барона.
— Моя сестра была его женой.
Он слегка передернул плечами. Потом сказал:
— Я знаю, что между ними была дружба… связь.
Я почувствовала, как мне становится жарко от негодования.
— Это неправда, — почти крикнула я. — Я знаю, что в прессе ее назвали его любовницей. А я вам говорю, что она была его женой.
— Не надо сердиться, — попросил он. — Я вас понимаю. Но барон никак не мог жениться на вашей сестре. Его брак имел огромное значение для всей страны, потому что он был наследником трона.
— Вы хотите сказать, что моя сестра была недостаточно хороша для него?
— Совсем не так, но он должен был жениться на девушке той же национальности… выбранной для него. Он не мог жениться ни на ком другом.
— Я должна вас заверить, что моя сестра была достойна стать женой кого угодно.
— Я вам верю, но, видите ли, дело не в достойности. Это вопрос политики, понимаете?
— Я знаю, что моя сестра была его женой.
Он покачал головой.
— Она была его любовницей, — сказал он. — Как и должно было быть. Она была не первой и не последней… если бы он остался жив.
— Я нахожу ваши комментарии крайне оскорбительными.
— Не стоит обижаться на правду. На вещи надо смотреть реально.
Я поднялась.
— Я не хочу здесь оставаться и слушать, как оскорбляют мою сестру. — Я почувствовала, как к глазам подступают слезы, и злилась на него за то, что не могла сдержать своих чувств.
— Не надо, пожалуйста, — ласково сказал он. — Давайте говорить разумно. Вы должны смотреть на это, как современная женщина. Я думаю, они познакомились при очень романтичных обстоятельствах. Они полюбили друг друга, и это прекрасно. Но брак для человека его положения с кем-то, кто… О, я уверен, что она была красива и обаятельна, я уверен, что она во всех отношениях была достойна его… но это было просто невозможно. Человек его положения всегда должен думать о своих обязательствах… и о них всегда думают.
— А я вам говорю, что они были женаты.
Он улыбнулся, и его спокойствие разозлило меня еще больше. То, как он говорил об этой трагедии, будто это было что-то обычное, происходящее каждый день, ранило меня так глубоко, что я испугалась, что полностью потеряю контроль над собой, если останусь и буду видеть перед собой его невозмутимое спокойное лицо.
— Извините меня, — сказала я.
Он встал и поклонился.
— Мне пора идти, — продолжала я. — Вы говорите чепуху и лжете… и сами это знаете. Прощайте.
С этими словами я развернулась и выбежала из дома. Я сделала это вовремя, потому что в ту же минуту из глаз у меня полились слезы, а мне очень не хотелось, чтобы он их увидел.
Я побежала домой и заперлась в своей комнате, той самой, в которой когда-то жила с Франсин. Я бросилась на кровать и в первый раз после того, как прочитала ту ужасную газетную статью, разрыдалась не сдерживаясь.
После этого мне не хотелось больше ходить в усадьбу. Я не понимала, почему он так сильно меня расстроил. Может, он мне напомнил барона Франсин. Этот человек был слугой, говорила я себе, и хочет, чтобы все знали, что он один из самых главных слуг. Рудольф не подчеркивал своей знатности. Все знали, что он барон, и ему не приходилось никому напоминать об этом. Может, я не совсем справедливо обошлась с этим человеком всего лишь из-за его уверенности, что Франсин не была обвенчана с бароном.
И все же я не хотела его больше видеть. Но это, наверное, было глупо, потому что он мог что-то знать. Он мог знать, что стало с ребенком.
Я начала жалеть о своем поспешном бегстве. Почему мне было не все равно, заметит ли он мои слезы?
Я встретила его на следующий день. Думаю, он поджидал меня и видел, как я вышла из дома. Я пошла к лесу, но он догнал меня.
В лесу я села под деревом, и подождала, пока он подойдет.
— Добрый день, — сказал он. — Вот мы опять встретились.
Поскольку я была уверена, что он поджидал меня, а потом пошел следом за мной, его замечание показалось мне, по меньшей мере, лживым.
— Здравствуйте, — холодно проговорила я.
— Можно? — спросил он, усаживаясь рядом со мной. Он улыбался.
— Я рад, что вы на меня больше не сердитесь, — сказал он.
— Я себя вела очень глупо.
— Нет… нет. — Он наклонился ко мне и дотронулся до моей руки. — Совершенно естественно, что вы расстроились. То, что произошло с вашей сестрой, действительно ужасно.
47 
