* * *
- Я с тобой, мой ангел, не лукавил,
- Как же вышло, что тебя оставил
- За себя заложницей в неволе
- Всей земной непоправимой боли?
- Под мостами полыньи дымятся,
- Над кострами искры золотятся,
- Грузный ветер окаянно воет,
- И шальная пуля за Невою
- Ищет сердце бедное твое.
- И одна в дому оледенелом,
- Белая лежишь в сиянье белом,
- Славя имя горькое мое.
7 декабря 1921, Петербург
* * *
- В тот давний год, когда зажглась любовь
- Как крест престольный в сердце обреченном,
- Ты кроткою голубкой не прильнула
- К моей груди, но коршуном когтила.
- Изменой первою, вином проклятья
- Ты напоила друга своего.
- Но час настал в зеленые глаза
- Тебе глядеться, у жестоких губ
- Молить напрасно сладостного дара
- И клятв таких, каких ты не слыхала,
- Каких еще никто не произнес.
- Так отравивший воду родника
- Для вслед за ним идущего в пустыне
- Сам заблудился и, возжаждав сильно,
- Источника во мраке не узнал.
- Он гибель пьет, прильнув к воде прохладной,
- Но гибелью ли жажду утолить?
7-8 декабря 1921
БЕЖЕЦК
- Там белые церкви и звонкий, светящийся лед,
- Там милого сына цветут васильковые очи.
- Над городом древним алмазные русские ночи
- И серп поднебесный желтее, чем липовый мед.
- Там вьюги сухие взлетают с заречных полей,
- И люди, как ангелы. Божьему Празднику рады,
- Прибрали светлицу, зажгли у киота лампады,
- И Книга Благая лежит на дубовом столе.
- Там строгая память, такая скупая теперь,
- Свои терема мне открыла с глубоким поклоном;
- Но я не вошла, я захлопнула страшную дверь;
- И город был полон веселым рождественским звоном.
26 декабря 1921
* * *
- Пива светлого наварено,
- На столе дымится гусь…
- Поминать царя да барина
- Станет праздничная Русь —
- Крепким словом, прибауткою
- За беседою хмельной;
- Тот – забор и стою шуткою,
- Этот – пьяною слезой.
- И несутся речи шумные
- От гульбы да от вина…
- Порешили люди умные:
- – Наше дело – сторона.
1921. Рождество, Бежецк
* * *
- Земной отрадой сердца не томи,
- Не пристращайся ни к жене, ни к дому,
- У своего ребенка хлеб возьми,
- Чтобы отдать его чужому.
- И будь слугой смиреннейшим того,
- Кто был твоим кромешным супостатом,
- И назови лесного зверя братом,
- И не проси у Бога ничего.
Декабрь 1921
* * *
- В том доме было очень страшно жить,
- И ни камина жар патриархальный,
- Ни колыбелька нашего ребенка,
- Ни то, что оба молоды мы были
- И замыслов исполнены…
- …и удача
- От нашего порога ни на шаг
- За все семь лет не смела отойти, —
- Не уменьшали это чувство страха.
- И я над ним смеяться научилась
- И оставляла капельку вина
- И крошки хлеба для того, кто ночью
- Собакою царапался у двери
- Иль в низкое заглядывал окошко,
- В то время как мы за полночь старались
- Не видеть, что творится в зазеркалье,
- Под чьими тяжеленными шагами
- Стонали темной лестницы ступеньки,
- Как о пощаде жалостно моля.
- И говорил ты, странно улыбаясь:
- «Кого они по лестнице несут?»
- Теперь ты там, где знают всё, – скажи:
- Чтó в этом доме жило кроме нас?
1921, Царское Село
КЛЕВЕТА
- И всюду клевета сопутствовала мне.
- Ее ползучий шаг я слышала во сне
- И в мертвом городе под беспощадным небом,
- Скитаясь наугад за кровом и за хлебом.
- И отблески ее горят во всех глазах,
- То как предательство, то как невинный страх.
- Я не боюсь ее. На каждый вызов новый
- Есть у меня ответ достойный и суровый.
- Но неизбежный день уже предвижу я, —
- На утренней заре придут ко мне друзья,
- И мой сладчайший сон рыданьем потревожат,
- И образок на грудь остывшую положат.
- Никем не знаема тогда она войдет,
- В моей крови ее неутоленный рот
- Считать не устает небывшие обиды,
- Вплетая голос свой в моленья панихиды.
- И станет внятен всем ее постыдный бред,
- Чтоб на соседа глаз не мог поднять сосед,
- Чтоб в страшной пустоте мое осталось тело,
- Чтобы в последний раз душа моя горела
- Земным бессилием, летя в рассветной мгле,
- И дикой жалостью к оставленной земле.
Январь 1922, Вагон Бежецк – Петербург