* * *
- «Где, высокая, твой цыганенок,
- Тот, что плакал под черным платком,
- Где твой маленький первый ребенок,
- Что ты знаешь, что помнишь о нем?»
- «Доля матери – светлая пытка,
- Я достойна ее не была.
- В белый рай растворилась калитка,
- Магдалина сыночка взяла.
- Каждый день мой – веселый, хороший,
- Заблудилась я в длинной весне,
- Только руки тоскуют по ноше,
- Только плач его слышу во сне.
- Станет сердце тревожным и томным,
- И не помню тогда ничего,
- Все брожу я по комнатам темным,
- Все ищу колыбельку его».
11 апреля 1914
Петербург
* * *
- Не убил, не проклял, не предал,
- Только больше не смотрит в глаза.
- И стыд свой темный поведал
- В тихой комнате образам.
- Весь согнулся, и голос глуше,
- Белых рук движенья верней…
- Ах! когда-нибудь он задушит,
- Задушит меня во сне.
<<26 апреля>> 1914
* * *
В характере Ахматовой было немало разнообразнейших качеств, не вмещающихся в ту или иную упрощенную схему… Порою, особенно в гостях, среди чужих, она держала себя с нарочитою чопорностью, как светская дама высокого тона, и тогда в ней чувствовался тот изысканный лоск, по которому мы, коренные петербургские жители, безошибочно узнавали людей, воспитанных Царским Селом…
Один напыщенный критик даже назвал ее «Звездой Севера». Почему-то все охотно забывали, что родилась она у Черного моря и в детстве была южной дикаркой – лохматой, шальной, быстроногой… какой она описала себя в поэме «У самого моря»:
- Бухты изрезали низкий берег,
- Все паруса убежали в море.
- А я сушила соленую косу
- За версту от земли на плоском камне.
- Ко мне приплывала зеленая рыба,
- Ко мне прилетала белая чайка,
- А я была дерзкой, злой и веселой
- И вовсе не знала, что это – счастье.
«Вы и представить себе не можете, каким чудовищем я была в те годы, – вспоминала она четверть века спустя. – Вы знаете, в каком виде барышни ездили в то время на пляж? Корсет, сверху лиф, две юбки, одна из них крахмальная, – и шелковое платье. Разоблачится в купальне, наденет такой же нелепый и плотный купальный костюм, резиновые туфельки, особую шапочку, войдет в воду, плеснет на себя – и назад. И тут появлялось чудовище – я, в платье на голом теле, босая. Я прыгала в море и уплывала часа на два. Возвращаясь, надевала платье на голое тело… И, кудлатая, мокрая, бежала домой».
В каких бы царскосельских и ленинградских обличьях ни являлась она в своих книгах и в жизни, я всегда чувствовал в ней ту «кудлатую» бесстрашную девчонку, которая в любую погоду с любого камня, с любого утеса готова была броситься в море – навстречу всем ветрам и волнам.
Корней Чуковский.
Из «Воспоминаний об Анне Ахматовой»
* * *
- . . .
- И себя я помню тонкой
- Смуглой девочкой в чадре.
- . бубенчик звонкий,
- Кони ждали на дворе.
Июнь 1914
Слепнево
Эта фотография – единственное изображение замужней Ахматовой, в котором можно угадать «дикую девочку», шальную и быстроногую.
ПОБЕГ
О. А. Кузьминой-Караваевой
- «Нам бы только до взморья добраться,
- Дорогая моя!» – «Молчи…»
- И по лестнице стали спускаться,
- Задыхаясь, искали ключи.
- Мимо зданий, где мы когда-то
- Танцевали, пили вино,
- Мимо белых колонн Сената,
- Туда, где темно, темно.
- «Что ты делаешь, ты безумный!»
- «Нет, я только тебя люблю!
- Этот ветер – широкий и шумный,
- Будет весело кораблю!»
- Горло тесно ужасом сжато,
- Нас в потемках принял челнок…
- Крепкий запах морского каната
- Задрожавшие ноздри обжег.
- «Скажи, ты знаешь наверно:
- Я не сплю? Так бывает во сне…»
- Только весла плескались мерно
- По тяжелой невской волне.
- А черное небо светало,
- Нас окликнул кто-то с моста,
- Я руками обеими сжала
- На груди цепочку креста.
- Обессиленную, на руках ты,
- Словно девочку, внес меня,
- Чтоб на палубе белой яхты
- Встретить свет нетленного дня.
Июнь 1914
Слепнево
«Побег» написан Ахматовой для альбома молоденькой родственницы Гумилева Ольги Кузьминой-Караваевой.
Не исключено, что загадочный сюжет стихотворения связан с трагической историей шхуны «Святая Анна», отправившейся в полярное путешествие в августе 1912 года прямо от причала в центре Петербурга – у Николаевского моста. Капитан «Святой Анны», сын сослуживца А. А. Горенко и начальника Морского главного штаба Георгий Львович Брусилов учился в Морском кадетском корпусе одновременно со старшим братом Гумилева – Митей. Экспедиция «Святой Анны», которая должна была доказать, что Северный морской путь может стать торговым, коммерчески выгодным трактом, бесследно затерялась в белом безмолвии Арктики. Однако в течение нескольких лет была надежда, что дрейфующие льды вынесут «Святую Анну» к берегам Шпицбергена. Имя ее капитана Георгия Брусилова, героя Цусимы, не сходило с первых полос русской прессы, а у барышень был особый резон интересоваться судьбой «Святой Анны». Дело в том, что в экспедиции была женщина. И не какая-то дама полусвета, а молоденькая девушка из хорошей генеральской семьи, приятельница кузин Георгия Львовича. Вообще-то двадцатилетняя Ерминия Жданко должна было доплыть с брусиловцами лишь до Архангельска, но она только что окончила курсы сестер милосердия, и когда выяснилось, что команда «Святой Анны» осталась без судового врача, отказалась, как было договорено с родными, сойти на берег. Однако русским барышням, особенно провинциальным, в мужественном поступке генеральской дочки виделось что-то исключительно романтическое: побег, любовное приключение – почти по Игорю Северянину: