81 
— А что Неледин? — отставив недопитый кофе, спросил Решетников.
— Начать с того, что он был последним, кто видел Рудинскую. Развлекались они на ее дачке, он ее голую снимал. Потом, видать, чего-то не поделили. Может, он ее толкнул, а может, дружков навел. Предки у нее фабриканты, денег много. Назавтра при осмотре кусочек пленки на полу нашли — там она в чем мать родила красуется. А через пару дней на Казанском сержант преследовал подозрительного типа. Не догнал, а сумку тот обронил. Оказалось, Нелединская сумочка с аппаратурой. В кассете пленка была, вернее, обрывок, двадцать один кадр — та самая пленка, из которой кадрик на даче Рудинской валялся.
— Значит, он проявил пленку и вернулся? Как там кадрик оказался, не пойму?
— В том-то и дело. Проявлял он пленку в обед двадцать второго, в редакции газеты. А сам в Бело-щапово не возвращался: сразу поехал по заданию на ВВЦ, потом вернулся и до одиннадцати тридцати пил на дне рождения их сотрудницы, а в первом часу у дома его избили какие-то неизвестные. Они же взломали дверь в квартиру и учинили там обыск. Искали, судя по всему, пленку. Когда Неледин у подъезда появился, стали его метелить. Но это его версия. Понимаешь, если пленка, на которой была Рудинская, находилась в его сумке — а это именно так и было, домой он не заезжал, — они должны были ее проявить, узнать Рудинскую, адрес ее дачи, быть уверенными в том, что она там, ночью поехать к ней и… В общем, глупость какая-то получается. Ведь мать позвонила ей в три часа дня, она уже не отзывалась, несмотря на сотовый.
— И ты решил, что Неледин отдал пленку сразу после проявки, а избиение и налет — инсценировка? — спросил Решетников. — А тебе не приходило в голову, что этих налетчиков наняла Рудинская? По пьянке наснималась в костюме Евы, а назавтра проснулась — ни Неледина, ни пленки.
— Приходило. Забрали они пленку, наказали Неледина. Дальше-то что? Где Рудинская? — Протопопов посмотрел на часы. — Ты меня подвезешь?
— Само собой, — поднялся Решетников. — Адвокат у него есть?
— Нет адвоката. Отказывается. Сестра приходила, он ее не послушал. Твердит, как попугай: не виноват, не виноват…
Они сели в машину Викентия и поехали на Бутырский вал. Уже вечерело. Вылизанный к празднику весны город казался помолодевшим, зелень налилась соком, дети на роликах и досках заполнили дворы…
ГЛАВА 23
…И веселились вовсю в предчувствии скорых каникул.
Когда солнце нацелилось упасть за зубчатый горизонт, Старый Опер возвращался домой. На душе было муторно. Пузатый Итальянец предложил ему работу заправщика — знал, пес, про отставку. Решил почему-то, что полковника выперли из МУРа, оттого и разговор вел вальяжно, через губу, подчеркивая собственное превосходство: что, мол, отгремела музыка на твоей улице?
Каменев до объяснений не опустился, но когда Итальянец предложил ему матпомощь, показал зубы — посоветовал «свернуть ее трубочкой». Надо было не обращаться к нему, а отогнать машину в Южный порт на площадку. Нарушил Старый Опер золотой принцип: «Не верь, не бойся и не проси», но деньги нужны были срочно. Машину Итальянец обещал толкнуть завтра же — есть, мол, на примете один старичок. Но Каменев подозревал, что ему проще отвести допотопный «Москвич» за город и столкнуть с пригорка в реку: если Итальянец получал полторы тысячи баксов в день, то считал такой день черным.
Каменев зашел в кафе «Пикник» неподалеку от дома — оставались деньжата из заначки, грех не сбросить стресс. Сел за стойку, заказал для начала сто грамм. Водку знакомый бармен достал из-под прилавка, хотя на витрине было не меньше двадцати сортов.
— Разбавленную льешь? — подозрительно посмотрел на него Каменев.
— Обижаете, гражданин начальник, — осклабился бармен шире «бабочки» на шее. — Как раз вам — нет, вам — «менделеевскую», по формуле.
Кафе тонуло в полумраке — дальше трех столов не видно, за что его и облюбовала молодежь. Светящаяся стенка бара и цветомузыка уюта не создавали. Кто-то входил и выходил, топтались в темной глубине танцующие, к стойке подходила шпана: «Виски, шеф!» Бармен послушно клал в стаканы шесть кусочков льда вместо пяти, уменьшая таким образом количество дорогостоящего спиртного, но таявшим от жары и насыщенного табачным дымом воздуха посетителям эта махинация казалась благодеянием.
Каменев вообще не хотел заходить сюда, но дома была Леля, которой он обещал «завязать».
81 
