107 
Карлион склонил голову набок.
— Да, и я думаю, что ее нужно просто попользовать отрубями, напарник.
— А как ты думаешь, не съездить ли тебе со мной взглянуть на нее? Я скажу тете Эсси, чтоб она завернула пирогов на случай, если нам захочется червячка заморить.
Карлион стоял, засунув руки в карман и перенеся свой вес на одну ногу, как Джо; он сутулил плечи, что, как я знала, было у него признаком радости.
Джо смотрел на меня, и глаза его светились от удовольствия. Я могла сказать только одно.
— Только ты сегодня же привезешь его домой, Джо.
Джо кивнул.
— Скорей всего, нам будет по пути. Мне надо заглянуть на конюшню в аббатстве…
Карлион вдруг засмеялся.
— Пора идти, напарник, — сказал он. — День нынче трудный.
Когда они ушли, а Эсси тоже пошла собирать им пироги в дорогу, бабушка сказала мне:
— Приятно видеть их вместе, — она засмеялась. — Но ты так не думаешь, любушка. Твой брат теперь тебе не ровня.
— Нет, бабушка, неправда…
— Тебе ведь не по душе видеть, что малыш играет в ветеринара? А Джо так счастлив с ним, да и он счастлив с Джо! Я верю, что у Джо когда-нибудь будет сын, но до этого, любушка, не жадничай, поделись с ним. Вспомни, как ты любила своего брата. Вспомни, как ты собиралась добиться для него самого лучшего, как и для себя. Ты рождена для любви, Керенса, девочка моя; ты отдаешься ей всем сердцем и душой. И хорошо, что ты все делаешь в полную силу, хорошо, ведь тогда ты делаешь это, как надо. И мальчик стоит твоей преданности; но только не пытайся насильно заставлять его, девочка. Не делай этого.
— Я никогда не буду заставлять его что-то делать.
Она положила свою руку на мою.
— Внучка, ты и я понимаем друг друга. Я знаю, как ты мыслишь, потому что сама мыслю так же. У тебя душа не на месте. Ты пришла ко мне поговорить.
— Я пришла навестить тебя, бабушка. Тебе здесь хорошо?
— У меня старые кости. Они скрипят, любушка. Когда я наклоняюсь, собирая мои травы, у меня плохо сгибаются суставы. Я уже не молода. Слишком стара, чтобы жить одна, говорят мне. Моя жизнь закончена; теперь мне для счастья нужна лишь удобная постель, куда я могла бы положить свои старые кости.
— Не говори так, бабушка.
— Незачем закрывать глаза на правду. Скажи-ка, что привело тебя сюда, о чем бы ты хотела поговорить со своей старой бабушкой?
— О Джонни.
— А! — глаза ее, казалось, заволокла пелена. Такое часто бывало, когда я говорила о своем замужестве. Она была довольна, что моя мечта осуществилась, что я стала хозяйкой аббатства, но я чувствовала, что ей хотелось бы, чтобы произошло это как-то иначе.
— Боюсь, что он транжирит деньги… деньги, которые должны принадлежать Карлиону.
— Не заглядывай слишком далеко вперед, любушка. Есть ведь еще кое-кто.
— Джастин. Он безопасен… пока.
— Почему ты так уверена? Вдруг он захочет жениться.
— Если бы он думал о женитьбе, он уже сказал бы об этом. Он редко пишет Меллиоре, а когда все же пишет, то о женитьбе не упоминает.
— Мне очень жаль дочку священника. Она была добра к тебе. — Бабушка смотрела на меня, но я не могла встретиться с ней взглядом. Даже ей я не сказала, что я сделала в тот день, когда нашла Джудит у подножия лестницы.
— А вы с Джонни? — спросила она. — У вас в отношениях разрыв?
— Иногда я чувствую, что слишком мало знаю о Джонни.
— Немногие из нас — как бы мы ни были близки — могут заглянуть глубоко в чужую душу.
Я спросила себя, может, она знает мою тайну? Способны ли ей помочь в этом ее особые силы. Я быстро сказала:
— Что мне делать, бабушка? Я должна помешать ему транжирить деньги и сберечь наследство Карлиона.
— Ты можешь заставить его сделать так, как ты скажешь, Керенса?
— Не уверена.
— Ага! — Это прозвучало, как протяжный вздох. — Я беспокоюсь за тебя, Керенса. Иногда просыпаюсь в этой своей комнате, и все мне кажется таким странным ночью. Я беспокоюсь за тебя. Все думаю об этом твоем замужестве. Скажи-ка мне, Керенса, если б ты могла вернуться… если б ты снова стала девушкой и перед тобой встал выбор, что бы ты предпочла? В одиночку пробиваться в жизни, гувернанткой или компаньонкой — ведь ты у меня образованная, — и свободу, или же аббатство и замужество, без которого туда не попасть?
Я в изумлении повернулась к ней. Бросить аббатство, мое положение, мою гордость, мое достоинство… моего сына, наконец! И все ради того, чтобы быть старшей прислугой в чьем-то чужом доме! Мне не нужно было обдумывать свой ответ на этот вопрос. Мое замужество не дало мне всего, на что обычно надеются, выходя замуж; Джонни не был идеальным мужем, а я никогда, ни раньше, ни теперь, не любила его; но мне не пришлось раздумывать ни секунды.
107 
