— Мне тоже так показалось.
— И ей не терпелось взглянуть на тебя.
— Зачем?
— Она любит быть в курсе происходящего в округе. На редкость любопытная особа. Не может удержаться,
говорят, чтобы не совать свой нос абсолютно во все: зна ет, например, кто из служанок «гуляет», и догадывается о появлении ребенка, раньше чем будущая мать сама заподозрит что-нибудь. По словам наших слуг, она сплетничает со своими горничными. Слуги этого не одобряют. Они ждут от хозяев строгого соблюдения кодекса поведения. Гвенни — мы всегда так ее называем — не совсем соответствует их представлениям о жене помещика, как и ее отец не соответствовал установившемуся образу владельца поместья.
— Так вы думаете, ей хотелось посмотреть на меня?
— Она вообще любит бывать на людях, но я заметила, что на тебя она обратила особое внимание, да и ты, как мне показалось, проявила к ней интерес.
— Конечно, я хотела знать, на что похожа благодетельница Лэндовера.
— Ну вот, теперь ты знаешь. Она очень довольна собой — получила то, к чему стремилась.
— Значит, она удовлетворена своей сделкой?
— По-моему, это не вызывает сомнений.
— А он?
— Вот на это затрудняюсь ответить… Хочешь пойти переодеться? Советую тебе отдохнуть после ленча. У тебя все еще усталый вид. Вечером поговорим подольше. А к завтрашнему дню ты уже полностью придешь в себя.
— Да, — ответила я. — Желательно выглядеть бодрой на обеде у Лэндоверов.
— Это будет любопытно. Ты у них еще не бывала?
— Во всяком случае, не в качестве гостьи. Однажды Яго довольно поверхностно показал мне дом.
— Ну что ж, завтра тебя примут по всем правилам этикета. Ты получишь удовольствие — это я тебе обещаю.
Позже, у себя в комнате, я усомнилась в этом.
Следующую ночь я спала хорошо — сказалась накопившаяся за последнее время усталость. День прошел быстро. Утром мы ездили верхом, а кузина Мэри снова знакомила меня с поместьем. После ленча она отдыхала, а я, сидя в саду, читала, но больше старалась представить себе, как пройдет для меня сегодняшний вечер.
Одевалась я с большой тщательностью. Жаль, что Эвертон не было здесь и она не могла причесать меня. Мне так и не удалось добиться ее результатов. Она считала, что из-за высокого лба мне следует поднимать волосы вверх, к тому же такая прическа увеличивает рост. Я надела кремовое платье с облегающим корсажем и пышной юбкой, купленное в Париже к маминой свадьбе. Выбор этого платья был одобрен Эвертон, поэтому я считала его верхом элегантности. На прощание мама подарила мне свою изумрудную брошь. «Эта брошь, — провозгласила Эвертон, — очень идет мисс Кэролайн, а вам, мадам, она, право, ни к чему. Ваш камень — аквамарин, как мы всегда и считали».
Уверенная, что драгоценности теперь на нее так и посыплются, мама с легкостью рассталась с брошью… Эвертон была права: когда я ее надевала, мои глаза казались особенно зелеными.
Я посмотрела на себя в зеркало. Блеск моих глаз поразил меня — они прямо-таки сверкали, как у генерала перед сражением. Я должна была показать Полю, что он мне безразличен, что его корыстолюбивое поведение вызывает у меня презрение.
Кузина Мэри, в отличие от меня, не уделила особого внимания своему туалету. Сомневаюсь, что она вообще когда-нибудь это делала.
— Ну и ну! — воскликнула она, посмотрев на меня. — Ты изумительно выглядишь!
— Но это всего лишь обычное вечернее платье. Мама купила его для меня… вернее, это сделал Альфонс… когда мы были в Париже. Я должна была выглядеть прилично на свадебной церемонии.
— Настоящая houte couture[13]! Так ведь говорят? Ты в нем похожа на француженку. Боюсь, однако, что в Корнуолле таких вещей не знают. Здесь просто решат, что ты очень элегантная дама. А брошка какая прелестная! Наша старая двуколка сейчас явно не достойна тебя.
— Меня она устраивает.
— В таком случае, едем. Со стороны Гвенни очень мило пригласить нас вот так, по-семейному.
Подъезжая к Лэндовер Холлу, я вся трепетала от волнения — ничего не могла с собой поделать. Он выглядел очень величественным, и я вспомнила, как увидела его в первый раз. Внушительное, похожее на крепость здание с толстыми каменными стенами и зубчатой башней. Я понимала потомков людей, построивших его и владевших им в течение многих поколений, их готовность пойти на любые жертвы, чтобы сохранить его. Может быть, в поведении Поля не было ничего противоестественного?