— Мечтать не вредно, — ехидно заметил Полуночник.
— Да, это просто мечта, химера, — проворчал Солиман. — «Несбыточная мечта. Неосуществимая фантазия».
— Вот-вот, — поддакнул старик.
— Но если человек не мечтает, он пропадет. Без мечты он ни на что не годен.
Молодой человек толкнул створку кузова, выбросил окурок. Камилла выкинула свой окурок, приподняв брезент.
— Я точно знаю, о чем ты мечтаешь, — проговорила она.
Голос Камиллы звучал тихо, едва слышно. Солиман резко развернулся и уставился на нее. Девушка сидела, подавшись вперед, опершись локтями на колени и крутя в руках стакан.
— Ты не понимаешь, я говорю о сыщике.
— И я тоже.
— Об особенном сыщике. О том, что хорошо бы такого найти.
— Я такого знаю.
— Ты шутишь?
— И не думаю шутить.
Солиман вернулся к ящику, служившему столом, и, очистив его, поднял крышку. Встав на колени, он принялся что-то в нем искать, пока не извлек пакет со свечами.
— В этом грузовике темень, хоть глаз выколи, — проворчал он.
Он зажег фитилек, накапал немного воска на дно тарелки и поставил в нее три свечи. Камилла по-прежнему крутила в руках стакан, взбалтывая остаток вина.
В отблесках свечей Камилла показалась Солиману еще красивее. Она сидела в изголовье его кровати, и ее профиль четко выделялся на фоне серого брезента. Подумав о том, что впереди целая ночь и ее предстоит провести рядом с девушкой, отделенной от него только матерчатой перегородкой, Солиман почувствовал легкое головокружение. Он поспешно уселся на кровать Полуночника, напротив Камиллы.
— И давно ты знакома с этим полицейским?
Камилла подняла глаза и взглянула на юношу:
— Лет десять, наверное.
— Он тебе друг или враг?
— Скорее друг. Впрочем, теперь уже не знаю. Я его очень давно не видела.
— Он действительно особенный?
Камилла пожала плечами:
— Он не похож на других.
— Не такой, как все полицейские?
— Хуже. Не такой, как все люди.
— Надо же! — воскликнул Солиман, несколько сбитый с толку. — И какой же он, этот твой полицейский? Из тех, что не отличаются особой щепетильностью?
— Нет, он очень даже щепетильный, но не слишком принципиальный.
— Ты хочешь сказать, он продажный?
— Вовсе нет.
— А что тогда?
— Да то, что он особенный. Только это я и хочу сказать.
— Не заставляй ее повторять, — остановил Солимана Полуночник.
— Разве таким разрешают служить в полиции, их не выгоняют?
— Он очень способный.
— Как его зовут?
— Жан-Батист Адамберг.
— Старый?
— Какая разница? — перебил Полуночник.
Камилла подумала, посчитала, загибая пальцы.
— Ему лет сорок пять или около того.
— А где он сейчас, твой особенный сыщик?
— В Париже, в комиссариате Пятого округа.
— Инспектор?
— Комиссар.
— Правда, что ли?
— Правда.
— А этот тип, Адамберг, он сможет нас вытащить, если что? Он влиятельный человек?
— Он очень способный, я же тебе сказала.
— Ты можешь ему позвонить? Ты знаешь, как с ним встретиться?
— У меня нет ни малейшего желания с ним встречаться.
Солиман удивленно уставился на Камиллу:
— Тогда зачем ты мне о нем рассказала?
— Потому что ты меня достал своими вопросами.
— А почему ты не желаешь с ним встречаться?
— Потому что я не желаю его слушать.
— Ладно. А почему нет? Он негодяй, да?
— Нет.
— Он придурок?
Камилла снова пожала плечами. Она рассеянно водила пальцем над огоньком свечи.
— В таком случае что? — потерял терпение Солиман. — Почему ты не желаешь его слушать?
— Я тебе уже говорила. Потому что он особенный.
— Не заставляй ее повторять, — вступился за девушку Полуночник.
Солиман вскочил: он был вне себя от раздражения.
— Ей решать. Захочет повидаться с тем парнем — значит, повидается, а нет — значит, нет, — мягко проговорил старик, притронувшись посохом к плечу Солимана. — Вот так-то.
— Черт! Плевать на то, что он особенный! Какое мне до этого дело? — вскричал Солиман. — А что будет с душой Сюзанны? Ты подумала о душе Сюзанны? — спросил юноша, резко повернувшись к Камилле. — Она же навеки останется в зловонном болоте, вместе с крокодилами. Тебе не кажется, что она оказалась в непростой ситуации, а?
— Ну, насчет этого болота нельзя быть совершенно уверенным, — заметил Полуночник. — Мы с тобой сто раз об этом говорили.