260 
И, склонившись благоговейно, как перед алтарем, граф отступил на шаг.
– Нет, нет! – в лихорадочном волнении воскликнула Диана. – Нет, господь не мог этого допустить! Он послал ему смерть и не мог его воскресить. Нет, сударь, вы ошибаетесь, этот человек умер!
И в ту же самую минуту, словно в ответ на ее горестный вопль о небесном милосердии, с улицы донесся голос герцога:
– Граф, граф, вы заставляете себя ждать!
– Вы слышите, сударыня? – сказал Анри. – В последний раз – прощайте.
И, пожав руку Реми, он сбежал с лестницы.
Вся трепеща, словно птичка, которую заворожила ядовитая змея с Антильских островов, Диана подошла к окну.
Она увидела герцога верхом на коне. Свет факелов, которые несли два онисских кавалериста, падал на его лицо.
– Он жив, этот демон, он жив! – шепнула Диана на ухо Реми, и шепот этот звучал так грозно, что верный слуга содрогнулся. – Он жив, значит, и мы должны жить. Он едет во Францию. Пусть так. Значит, и мы, Реми, должны ехать во Францию.
Глава 12
Попытка подкупа
Поспешные сборы онисских кавалеристов сопровождались бряцанием оружия и громкими криками. После их отъезда в городке воцарилась полнейшая тишина.
Реми подождал, пока шум немного стих, а потом и совсем замер. Затем, полагая, что дом обезлюдел, он решил спуститься в зал нижнего этажа, чтобы, в свою очередь, подготовиться к отъезду.
Но, открыв дверь в это помещение, он, к своему изумлению, увидел у очага какого-то человека, смотревшего в его сторону. По-видимому, неизвестный подстерегал Реми, хотя при его появлении принял нарочито равнодушный вид.
Реми, как обычно, шел медленной, неуверенной поступью, с непокрытой лысой головой, – его легко было принять за старика, согбенного бременем лет.
Человек, к которому он приближался, сидел спиной к свету, и Реми не мог рассмотреть его.
– Простите, сударь, – сказал он, – я думал, что остался здесь один или почти один.
– Я тоже так полагал, – ответил неизвестный, – но с радостью вижу, что у меня будут попутчики.
– О, весьма невеселые попутчики, – поспешил ответить Реми, – так как, кроме больного юноши, которого я везу домой во Францию…
– Ах, – внезапно воскликнул Орильи, принимая благодушный вид сострадательного доброго буржуа, – понимаю, кого вы имеете в виду!
– В самом деле? – спросил Реми.
– Да, речь идет о молодой особе.
– О какой молодой особе? – вскричал Реми, настораживаясь.
– Потише, потише, друг мой, не сердитесь, – ответил Орильи. – Я управитель дома Жуаез, меня прислал к молодому господину его брат, и, уезжая отсюда, граф поручил моему попечению молодую даму и ее пожилого слугу, которые намереваются вернуться во Францию после того, как последовали за ним во Фландрию.
Так говорил он, приближаясь к Реми с приветливой улыбкой. Теперь свет лампы падал прямо на его лицо.
Реми смог его увидеть.
Но вместо того чтобы, в свою очередь, подойти к неизвестному, Реми отпрянул, и на его изуродованном лице промелькнуло выражение, похожее на ужас.
– Вы не отвечаете? Можно подумать, что вы меня боитесь? – спросил Орильи с благодушнейшей улыбкой.
– Сударь, – пробормотал Реми, – не гневайтесь на бедного старика, которого горести и раны сделали пугливым в недоверчивым.
– Тем более, друг мой, – ответил Орильи, – вам следует принять помощь надежного попутчика. Я ведь к тому же, как только что сказал вам, говорю от имени человека, которому вы, полагаю, доверяете.
– Разумеется, сударь.
И Реми отступил на шаг.
– Вы уходите?
– Я иду посоветоваться с моей госпожой. Вы сами понимаете, я ничего не могу решить без нее.
– О, разумеется, но позвольте мне самому явиться к ней, и я подробнейшим образом доложу о возложенной на меня миссии.
– Нет, нет, благодарю вас. Моя госпожа, возможно, еще спит, а ее сон для меня священен.
– Как угодно. Впрочем, я и не могу сказать вам ничего, кроме того, что мой господин велел мне сообщить вам.
– Мне?
– Вам и молодой даме.
– Ваш господин граф дю Бушаж, не так ли?
– Он самый.
– Благодарю вас, сударь.
Как только Реми закрыл дверь за собой, все, что обличало в нем старость, кроме лысины и морщин на лице, исчезло. Он поднялся по лестнице так быстро, что и двадцати пяти лет нельзя было дать этому, казалось, только что шестидесятилетнему старику.
260 
