263 
– А почему бы нет?
– Она не любит герцога Анжуйского.
– Вот еще! Женщины всегда любят принцев крови.
– Но если монсеньер герцог Анжуйский подозревает, что госпожа моя любит графа дю Бушажа или господина герцога де Жуаеза, как же ему пришла в голову мысль похитить ее у того, кого она любит?
– Послушай, простачок, – сказал Орильи, – у тебя в голове какие-то совершенно пошлые представления, и, как очевидно, нам с тобой будет трудно договориться. Поэтому вступать в спор мы не будем. Я хотел действовать с тобой добром, а не силой, но, раз ты вынуждаешь меня изменить образ действий, – что ж, я его изменю.
– Что же вы сделаете?
– Я тебе уже говорил. Герцог дал мне все права и полномочия. Убью тебя в каком-нибудь укромном месте, а даму похищу.
– Вы уверены в своей безнаказанности?
– Я верю во все, во что велит мне верить мой господин. Ну как, уговоришь ты свою госпожу ехать во Францию?
– Приложу все старания, но ни за что не ручаюсь.
– Когда же я получу ответ?
– Да вот, – поднимусь наверх и поговорю с ней.
– Ладно. Ступай же. Я жду.
– Слушаюсь, сударь.
– Еще одно слово, любезнейший. Ты понял, что и дама твоя, и сама жизнь – в моих руках?
– Понял.
– Отлично. Иди, а я пойду седлать коней.
– Особенно не торопитесь.
– Ну, чего там. Я уверен в успехе. Разве принцам встречаются недоступные?
– Это вроде бы все же случалось.
– Да, – согласился Орильи, – но исключительно редко. Ступайте.
И пока Реми поднимался наверх, Орильи, очевидно, вполне уверенный, что его надежды сбудутся, поспешил в конюшню.
– Ну что? – спросила Диана, увидя Реми.
– Сударыня, герцог вас видел.
– И?..
– Влюбился без памяти.
– Герцог меня видел? Герцог в меня влюбился! – воскликнула Диана. – Ты бредишь, Реми?
– Нет. Я передал вам то, что он мне сказал.
– Кто сказал?
– Этот человек! Этот гнусный Орильи!
– Но раз он меня видел, то и узнал. Как же тогда?
– Если бы герцог узнал вас, неужели Орильи осмелился бы явиться к вам и заговорить с вами о чувствах принца? Нет, герцог вас не узнал.
– Ты прав, тысячу раз прав, Реми. За шесть лет в сознании этого дьявола возникало и исчезало столько разнообразных вещей, что он меня и впрямь забыл. Последуем за этим человеком, Реми.
– Да, но он-то вас узнает.
– Почему ты думаешь, что память у него лучше, чем у его господина?
– О, да потому, что он заинтересован в том, чтобы помнить, а герцог в том, чтобы забыть. Понятно, что герцог забывает, – а он, зловещий распутник, слепец, пресыщенный убийца тех, кого любил. Как бы он мог жить, если бы не убивал? Но Орильи забывать не станет. Если он увидит ваше лицо, ему представится, что перед ним – карающий призрак, и он вас выдаст.
– Реми, я, кажется, говорила тебе, что у меня есть маска, и, кажется, ты говорил, что у тебя имеется нож?
– Верно, сударыня, – ответил Реми, – я начинаю думать, что господь с нами в сговоре и поможет нам покарать злодеев.
Подойдя к лестнице, он крикнул:
– Сударь! Сударь!
– Ну как? – ответил снизу Орильи.
– Моя госпожа благодарит графа дю Бушажа и с большой признательностью принимает ваше любезное предложение.
– Прекрасно, прекрасно, – скажите ей, что лошади готовы.
– Идемте, сударыня, идемте, – сказал Реми, подавая Диане руку.
Орильи ждал у лестницы с фонарем в руке. Ему не терпелось поскорее увидеть лицо незнакомки.
– О черт! – прошептал он. – Она в маске. Ну, ладно. Пока доедем до Шато-Тьерри, шелковые шнурки протрутся…
Глава 13
Путешествие
Двинулись в путь.
Орильи вел себя со слугой, как с равным, а к его госпоже проявил величайшую почтительность.
Но Реми было ясно, что за этой внешней почтительностью кроются какие-то темные расчеты.
В самом деле: держать женщине стремя, когда она садится на коня, заботливо следить за каждым ее движением, не упускать случая поднять ее перчатку или застегнуть ей плащ может либо влюбленный, либо слуга, либо человек, снедаемый любопытством.
Дотрагиваясь до перчатки, Орильи видел руку, пристегивая плащ, заглядывал под маску, поддерживая стремя, он подстерегал возможность увидеть лицо, которое, роясь в воспоминаниях, не смог узнать принц, но которое он, Орильи, при четкости своей памяти, рассчитывал безошибочно узнать.
263 
