Особенно,... 
37 
— Что ж, тогда завтра вам самой придется ее нести.
— И как ты себе это представляешь? Сидеть в тюрьме по обвинению в убийстве — это тебе не фунт изюму, знаешь ли. Мне не позволят просто так, за здорово живешь, войти и передать ей книгу.
— Нет, точно не позволят. Тут же схватят за шкирку.
— О чем это ты? — воззрилась на него Элпью.
— Они приходили сюда, искали вас — Он скинул пальто и сел. — Думаю, это вас они имели в виду: полногрудая девка, волосы каштановые, глаза голубые…
Поддерживая простыню, Элпью угрожающе стала надвигаться на Годфри.
— Надеюсь, ты сказал им, что не знаешь такой?
Годфри пожал плечами, пожирая взглядом ее торс.
— Грудь как грудь, ничего особенного. В свое время видал и побольше. Сказал, что был бы так счастлив…
— Значит, завтра мне лучше подыскать себе другое место. — Она окинула кухню взглядом. Жаль будет отсюда выметаться. Здесь тепло и действительно довольно-таки удобно. — Куда уходила графиня, когда ей надо было скрыться от кредиторов?
Элпью знала, что это не пустой вопрос. Во многих домах по-прежнему сохранялись поповские убежища, оставшиеся со времен Английской республики, когда католики были объявлены вне закона и священники вынуждены были скрываться, чтобы совершать подпольные службы: мессы, крещения, венчания.
— Обычно она прячется у Пигаль, у этой своей подружки-лягушатницы.
Герцогиня де Пигаль! Когда Элпью в последний раз видела эту женщину, она, облаченная в мужской костюм для верховой езды, дралась на дуэли с молодым человеком в Гайд-парке.
Но это было двадцать лет назад, еще до того, как сэр Питер насильно увез Элпью в Новый Свет.
Взбешенная этим воспоминанием, Элпью сердито посмотрела на Годфри.
— А книга? Как же тогда ты передашь ее своей госпоже?
— Я собирался сунуть ей книгу завтра, — пропыхтел снимавший свои древние сапоги Годфри. — Когда завтра днем ее будут перевозить из Чаринг-кросской каталажки в Ньюгейтскую тюрьму.
Элпью резко обернулась.
— Ее перевозят?
— Ну конечно же! — На Годфри уже не было ничего, за исключением нижней рубахи и носков. — В этих каталажках, знаете ли, там и повернуться-то негде.
Элпью прикусила нижнюю губу и плюхнулась на кровать, которая, лишившись устойчивости, скинула ее на пол.
Схватив лежавшую рядом стопку бумаг, Элпью подоткнула толстую рукопись, озаглавленную «Последнее дыхание любви» — автор «Небесный Купидон», под короткую ножку.
— Точно! И значит, ее провезут по улицам, — прошептала она. — Это же совсем другое дело.
На следующее утро Элпью стояла у аптеки, дожидаясь ее открытия. Поднялась она рано и забежала на Сенной рынок поболтать с друзьями.
Один ломовой извозчик был ей кое-чем обязан, и она собиралась с него должок востребовать.
В доме Уилсонов, похоже, царило оживление, но этого и следовало ожидать: владелец похоронной конторы и другие мастера похоронных дел занимались кто чем — швеи шили саван, гробовщики сколачивали гроб, ювелиры изготавливали траурные кольца, печатники предлагали образцы приглашений на похороны… Похороны! А вот это будет интересно. Кто придет, пришлет цветы?
Дверь дома Уилсонов снова открылась, и туда вошел мужчина в темно-коричневой одежде.
— Чем могу служить, сударыня? — В дверях лавки стоял жилистый маленький аптекарь, придерживая открытую дверь костылем и склонив голову набок. У него была только одна нога.
Пока Элпью разворачивалась, мужчина проковылял назад в свою лавку и забрался за прилавок. Сыщица извлекла из-за выреза счет и шагнула в аптеку.
— Мне нужно узнать вот про это. — Она расправила листок на прилавке.
— Они его до сих пор не оплатили. — Аптекарь водрузил на крючковатый нос пенсне. — А что, кстати, там происходит? — спросил он, указывая на дом Уилсонов. — Кто-то выиграл в лотерею?
— Нет, — покачала головой Элпью. — Там кое-какие неприятности. Вы можете рассказать мне про этот счет?
— Вы новенькая? Раньше я вас тут не видел… — Аптекарь резко втянул воздух сквозь желтые зубы. — Они уже несколько недель мне не платят. Даже не знаю, почему я позволил ему взять эти вещества в кредит… Элпью улыбнулась.
— Я пришла заверить вас, что все счета будут оплачены. Но сначала мне нужно узнать, какой из них за что выписан.
Аптекарь взял клочок бумаги и принялся писать, от зазубренного гусиного пера во все стороны по прилавку полетели брызги чернил.
37 
