Особенно,... 
61 
– Считаешь, что ты – старше? – угрюмо-капризный взгляд из-под челки.
– Не считаю, а знаю! Раза в четыре, а может, и во все десять.
– И всё-таки…
– Третье предупреждение!
– М-м-м-м? Это значит, что… – какое загадочное выражение лица. Планирует очередную пакость? Мне уже страшно.
– Это значит, что наши дороги расходятся!
– И это замечательно! Потому что дороги расходятся, чтобы потом сойтись вновь! И всё начнется сначала!
Пожалуй, этот раунд Игры выиграл эльф. И ведь понимает это, lohassy. Что же мне делать? Признать поражение? Наверное, придётся, потому что он, и в самом деле, прав: когда завершается один цикл, начинается другой, и кто может поручиться, что в нём наши судьбы не пересекутся ещё раз? Но пока…
– После праздников, надеюсь, ты отправишься домой?
– Да. А ты?
– Я?
– Что ты будешь делать?
– Ох… – много чего, наверное. Меня же Ксаррон ждёт не дождётся, чтобы отволочь за ухо к Танарит на Пробуждение. Что я там забыл? Ничего, но этикет обязывает. – Есть кое-какие заботы, с которыми, кроме меня, никто не справится. Хотя бы потому, что это целиком и полностью МОИ заботы.
– А потом?
– Потом? – я снова что-то упустил? Старею, старею.
– Кайа будет ждать тебя весной.
– А ты-то откуда знаешь?
– Она и не скрывала… – невинно улыбается эльф. – Всё равно тебе придётся приехать!
– Так уж и быть… Веди себя хорошо!
– Уже уходишь?
– Да. Мне надо ещё кое-кого навестить.
– А почему мне с тобой нельзя?
– Потому! – стараюсь казаться строгим и взрослым. Получается не очень-то: Мэй смотрит на меня так хитро, что, выходя из дома, я раз пять проверяю, не идёт ли за мной некто с длинным ушами и не менее длинным носом, который старается засунуть во все мои дела.
Укрывшись от ветра в укромном закутке, я развернул письмо, торжественно врученное мне Равелью «для передачи лэрру в собственные руки». Можно было, конечно, вернуться домой или заняться чтением в каком-нибудь трактире, но… Показывать кузену письма, предназначенные только для моих глаз, не хотелось, а насчёт увеселительных заведений… Денег мне никто давать не собирался, посему болтаться по городу я мог только до вечера, а потом должен был осчастливить своим появлением дом «милорда Ректора», чтобы не остаться ночевать на улице – погода, кстати, совершенно к тому не располагала: слегка потеплело, но зато выпал свежий снег, противно скрипевший под ногами и намеревающийся в скором времени (если не ударит мороз) превратиться в вязкую кашицу, пропитавшись водой…
«Дорогой Ив – Вы позволите мне так Вас называть? – я счастлива! Это так странно, ведь за всю свою жизнь я ни разу не чувствовала, что могу взлететь. Просто выйти за дверь – и взлететь! Вы будете надо мной смеяться, конечно… Вы всегда надо мной смеётесь, но мне не обидно, потому что я знаю: Вы – очень добрый человек. И очень хороший. Ведь только благодаря Вам я встретила того, кто… Наверное, я влюбилась, Ив. Мэвин такой… такой юный, но уже такой умный! И он… кажется, я ему тоже небезразлична! Но если бы Вы тогда не поговорили с ним во дворце, он бы не пришёл в наш дом и не… Я безумно счастлива! И несправедливо, что Вы не можете разделить счастье со мной… Я буду молиться за Вас, Ив – за то, чтобы Вы поскорее выздоровели и чтобы… чтобы в Вашей жизни появилось такое же счастье, как в моей! Двери моего дома будут открыты для Вас всегда! Возвращайтесь!»
Милая девочка, зачем мне двери? Ты открыла передо мной своё сердце, и это куда драгоценнее. Куда больше, чем я мог мечтать. Надеюсь, у тебя всё будет хорошо, и у Мэвина – тоже. В твоей любви я не сомневаюсь, а парень… Он должен понять. Потому что, если не поймёт, я вернусь и задам ему хорошую трёпку!
Лавка иль-Руади встретила меня привычным перезвоном колокольцев, которые я, мысленно ухмыльнувшись, снова отправил в полёт только одному мне известной и приятной мелодии. И шарканье туфлей старого Мерави вперемешку с руганью лишь заставило затаенную улыбку появиться на свет.
– Ах, негодник, опять ты за своё!
– Именно, h’anu22. Именно я и именно – за своё. Хозяин – дома?
– Ай-вэй, какие мы важные! Только с хозяином и хотим говорить! – чёрные жемчужинки глаз в сморщенных раковинах век блеснули укоризненно, но я знал: это не более чем притворство, потому что старик рад меня видеть. И особенно рад тому, что я снова стал таким же, как и был. Ну, почти таким же
61 
