Особенно,... 
33 
— Мама очень старомодна. Она никогда ни к кому не ездит, не договорившись заранее.
— Если я правильно понимаю, в больницы вы уже звонили — ее там нет. Следовательно, несчастный случай с высокой степенью вероятности исключается. Может быть, она чем-то больна? У нее, случайно, нет мобильного телефона?
— Она ничем не больна. Она ведет очень здоровый образ жизни. Не то, что я. Но когда торгуешь яйцами, у тебя не так-то много возможностей для спорта.
Она повела плечами, словно бы хотела продемонстрировать отвращение к своему собственному телу.
— А мобильник?
— Мобильник есть, но он вечно выключен. Мы с сестрой сто раз ей об этом говорили.
Наступило молчание. Из соседней квартиры слышались приглушенные звуки то ли радио, то ли телевизора.
— Значит, вы даже предположить не можете, куда она поехала? Кто-нибудь знает, чем она занимается в последнее время? Дневник она, случаем, не вела?
— Насколько я знаю, нет. И работала она в одиночку.
— Никогда ничего подобного не случалось?
— Чтобы она исчезала? Никогда.
Отец Линды достал из куртки блокнот и ручку, попросил Ванью продиктовать ее полное имя, адрес и номер телефона. Линда заметила, что когда та назвала свою фамилию, Йорнер, он насторожился, перестал записывать и поднял глаза.
— Фамилия матери Медберг. Йорнер — это фамилия по мужу?
— Мужа зовут Ханс Йорнер. А мамина девичья фамилия — Лундгрен. Это так важно?
— Ханс Йорнер… Он, случайно, не сын директора камнедробилки в Лимхамне?
— Да. Младший сын. А что?
— Чистое любопытство.
Курт Валландер поднялся. Линда последовала его примеру.
— Можно мы немного осмотрим дом? У нее был кабинет?
Ванья показала пальцем на одну из дверей и вдруг тяжело закашлялась. Типичный бронхит курильщика. В кабинете все стены были увешаны картами. На столе лежали аккуратные стопки бумаг и папок.
— А что там такое с этой фамилией? — тихо спросила Линда.
— Потом расскажу. Малоприятная история. И довольно давняя.
— Что она сказала? Она торгует яйцами?
— Да, — подтвердил он. — Но встревожена она не на шутку.
Линда подняла со стола какую-то бумагу. Он тут же на нее набросился:
— Ты можешь присутствовать, слушать и смотреть. Но ты не должна ничего трогать.
— Я посмотрела одну-единственную бумажку.
— На одну больше, чем следовало.
Линда, разозлившись, вышла из комнаты. Он, разумеется, прав, но мог бы сказать все это нормальным тоном. Она коротко кивнула Ванье, которую по-прежнему сотрясали приступы мучительного кашля, и вышла на улицу. В лицо ей ударил ветер, и она тут же осудила себя за детскую выходку.
Отец появился в дверях подъезда минут через десять:
— Что с тобой? Я что-то не так сказал?
— Ничего. Все забыто.
Линда сложила руки в извиняющемся жесте. Он отпер дверцу и с трудом открыл ее под напором ветра. Они сели в машину. Он вставил ключ в замок зажигания, но не повернул.
— Ты, наверное, заметила, как я сделал стойку, когда эта бабенка назвала фамилию Йорнер. От того, что я узнал, что она замужем за сыном старика Йорнера, дело проще не стало.
Он что-то проворчал и крепко сжал баранку. Потом начал рассказывать:
— Когда мы с Кристиной еще были детьми, а отец сидел и рисовал, бывало и так, что коммивояжеры на ревущих американских автомобилях что-то не спешили за его продукцией. Тогда мы подолгу сидели без денег, и мать искала работу. Поскольку образования она никакого не имела, выбор был невелик — или работать на фабрике, или идти в прислуги. Она выбрала последнее и устроилась прислугой в семью Йорнер, хотя жила дома. Старик Йорнер, его звали Гуго, и жена его Тира были сволочи каких мало. С их точки зрения общество за последние пятьдесят лет никак не изменилось. Есть высший класс, есть низший, и точка. В этом отношении муж был особенно хорош. Как-то вечером мать пришла домой в слезах. Отец, обычно никогда не интересовавшийся, как у нее дела, на этот раз все же спросил, что случилось. Я как раз сидел за диваном и все слышал. Этого я не забуду никогда. У Йорнеров был прием, гостей не так много, может, человек восемь. Мать должна была подавать. Когда гости прилично подвыпили и дело дошло до кофе, Гуго, который был пьяней остальных, позвал мать и велел ей принести стремянку. Она сделала, как он сказал. Он велел ей забраться на стремянку, и она забралась. Тогда он сказал, что даже оттуда, с верхотуры, ей, как он надеется, нетрудно разглядеть, что она забыла подать одному из гостей чайную ложечку. Потом он отослал ее прочь вместе с лестницей, и она слышала, как они ржали и чокались.
33 
