100 
— Барин, — спохватилась Лукерья. — Афеня из Рабитиц заходил, Егор. Передавал, что чужак странный в мертвой деревне поселился, в Кельмимаа. А еще передавал, купец Першин в Почапе послезавтра будет, по уговору.
— Угу, — кивнул Зализа.
Значит, опять чужак на Неве объявился… Проверить его надобно. Купца надобно повидать… Придется завтра опять во весь опор лошадей гнать.
— Барин, — опять окликнула его приживалка. — А еще бают, у Матрены из Еглизей мужик пришлый поселился. Виду странного…
Опричник поморщился. Теперь и вправду все расчеты летели кувырком. То, что у Матрены поселился мужик, это конечно хорошо — но проверить, кто таков тоже надобно! Да еще в своей, собственной деревне… Придется с чужаком на Неве до следующего объезда повременить. Настроение опять оказалось испорчено — теперь пар не пар, а мысли в голове крутится всякие будут. А ну, тать давешний у нее поселился? Тут мужик не мужик, а место ему на суку, у проезжей дороги: чтобы знали купцы — государь не дремлет, баловства на тракте не позволит, и на всякого татя свой опричник завсегда найдется.
* * *
Утром, когда Станислав понял, что рука более-менее начала его слушаться, то первое, что сделал — это достал и проверил свой «Макаров». Раз тут такой образ жизни, что в любой момент бандит из леса выйти может, оружие следует иметь под рукой. Увы — в обойме оставался один-единственный патрон. Впрочем, даже один выстрел лучше, чем ничего — Погожин опустил пистолет в кобуру и перепоясался ремнем. Немного подумал, взял трофейный меч, вышел на крыльцо и стал прикидывать, как сделать ножны, чтобы повесить рядом с кобурой.
Издалека послышался дробный стук копыт, хорошо передающийся по утоптанной земле. Милиционер, наученный горьким опытом, взял меч в руку, спустился по ступеням, прокрался вдоль стены и из-за угла выглянул на тропу. Там, промчавшись мимо соседского дома, приближались три всадника, следом за которыми скакало еще три неоседланных коня. Со стороны луга, бросив грабли, торопилась Матрена, на ходу вытирая руки о подол. Заметив ее, всадники притормозили своих коней, и стали двигаться неспешным шагом. Женщина остановилась в нескольких шагах, низко поклонилась:
— Долгих лет тебе, барин Семен Прокофьевич.
— Здравствуй и ты, Матрена. Как рожь твоя нынче? Уродилась?
— Уродилась, барин, слава тебе Господи, — перекрестилась она. — А еще Бог дал, татя с Никольского болота мы поймали.
— Да ну? — удивился гарцующий на коне воин. — Значит, это был он? Как же ты смогла, хитрая ты баба?
— То не я, то мужик его побил, что в доме приютила.
— Мужик все-таки, стало быть? — сразу посерьезнел ратник, и спрыгнул с коня. — Ну, показывай гостя.
Станислав узнал знакомое лицо, знакомые доспехи, штаны, речь, и у него резко екнуло сердце — но деваться было некуда и он, перехватив поудобнее меч, шагнул навстречу.
— Ага, — словно споткнулся воин, увидев знакомое лицо, странную, но уже знакомую одежду, широкий форменный ремень с кобурой на боку. — Вот, значит, кто у Матрены поселился…
Первым порывом у Зализы было накинуться на чужеземца, скрутить его и уволочь с собой в допросную избу, но… Но тогда не будет опять у Матрены мужика, а у него — хорошего работника. Мужик-то здоровый, на голову выше любого на Ижорском погосте. Дети должны пойти крепкие…
— Брось меч, — негромко приказал Зализа. Погожин медленно покачал головой из стороны в сторону.
— Кланяться он у тебя, я вижу, не умеет, — с усмешкой покосился Семен на Матрену. — Слушаться тоже. А ведь такие у нас долго не живут…
— Нислав, брось! — кинулась к мужику баба. — Положи, Господом Богом тебя заклинаю. Барин осерчает!
— Барин? — от таких слов Погожина явственно покоробило, и он еще крепче вцепился в рукоять меча.
— Брось, Нислав, — опустилась на колени Матрена. — Ну не делай ты меня вдовой еще раз…
Зализа, с интересом склонив голову набок, ждал. Своей сабли он пока что даже не прикоснулся. Мужик, глядя на убивающуюся женщину, скрипнул зубами, что-то пробормотал, но все-таки сдался и с яростью вонзил клинок в землю.
— Пойдем, — кивнул Зализа на жнивье и первым зашагал по лугу. Отойдя шагов за двести он повернулся к мужику: — Слушай меня внимательно, Нислав. Я могу распять тебя, яко евреи Господа нашего распяли, могу запороть насмерть, могу повесить, ако татя. Я же могу земли тебе дать, сколько поднять сможешь, оброк с тебя снять, подъемными одарить. Матрену могу тебе отдать со всем хозяйством. За ней недоимки за год числятся… Все зависит от того, скажешь ты мне правду или нет. Ты понял меня, Нислав?
100 
